Мы пили чай с акациевым медом,
И вглядывались в бескрайние просторы.
Сентябрь. Дача. Вечер.Разговоры.
И было нам тепло под низким сводом.

Нам показалось-радость вдруг воскресла.
У нас с тобою будет все в порядке.
И пахло яблоком и дымом терпко-сладким,
И тикали часы над старым креслом.

В саду за дачей ветер заблудился,
И звезды чуть подрагивали в небе.
Вот так бы жить, не думая о хлебе,
Чтоб этот вечер бесконечно длился.

Чтоб ночь хоть в этот раз не наступила,
Чтоб чай не остывал в прогретых блюдцах,
И чтоб любовь опять смогла вернуться.
И чтоб зима все это не укрыла.

Как сон - полузабытый полустанок,
Здесь сосны начинают свой разбег,
И станционщик - старый печенег,
Сменил свой лук на гвозди и рубанок.

Он вечно заряжает свой фонарь,
Он пыльные вагоны провожает,
Грибы по воскресеньям собирает,
По вторникам смывает с окон гарь.

Здесь ангелы на просеках сидят,
Едят чеснок, присыпав щедро солью.
Здесь старость пахнет шпалами и молью,
И мехом подрастающих зайчат.

Тут дышится легко и невзначай,
И так же умирается - без страха -
Крыло вдруг замирает без замаха,
И двери открывает светлый рай.

И те же сосны, те же поезда,
Все тот же запах - маслянистый и тягучий,
Все тот же хор лесных магических созвучий,
И та же талая, под рельсами, вода.

Так тихо в мире. Сны и снег
Ложатся рядом спать.
И звезд вовек не сосчитать,
И хочется всю ночь молчать -
Смотреть на снежный бег.

Там, за окном метель, зима,
А здесь огонь в печи.
Иосиф за столом молчит,
Трещит огарочек свечи.
В углу уснула тьма.

Пришли волхвы и пастухи.
Стояли у хлева.
И сунув шапки в рукава
Несли подарки и дрова.
Почистив кожухи

Вошли. Свечей себе светя,
И в пояс поклонясь
Стояли. И вздохнуть боясь,
И молча - про себя молясь
Смотрели на Дитя.

Но вот все стихло. Ночь длинна,
И вновь они втроем.
И хлев им был как рай, как дом,
И пахло сеном и костром,
И капало с окна.

Локти кладешь на стол.
Спрашиваешь:
- Что дальше будет с нами?
Улыбаешься, словно византийский посол,
Одними губами.

И не хочется быть смелее.
Хотя я не люблю уют.
Но твои браслеты, как прирученные змеи,
Обвили кисти и ждут.

Мне холодно, грустно и тесно.
Я молча гляжу на змей.
И мне узнать интересно -
Стучит ли в груди твоей?

Ты стояла в притворе храма,
Все заглядывала за спины,
Там святые из крашеной глины,
И курения фимиама.

Вот вошли рыбаки, за ними
Пастухов палестинских ватага,
Не могла ты сделать и шага,
Ноги были словно чужими.

Ты ладони испуганно сжала,
Губы сами молитву шептали.
У порога сбросив сандалии,
Ты всю ночь в пыли пролежала.

Даже бросил монету кто-то
На льняное твое покрывало.
Рано утром ты тихо встала
И пошла к городским воротам.

Иордан. Ну а дальше пустыня.
Только камни, песок, молитва,
Молчаливая тихая битва.
Вот твой путь, египтянка, отныне.

И дивясь этой дикой причуде,
Раскаленный диск поднимался.
Древний город вновь просыпался,
И спешили куда-то люди.