Жила-была Марийка, девочка из то ли Прикарпатья, то ли Закарпатья, в общем откуда то с Запада, где так хотят все время насолить России. Была она внучкой и правнучкой гордых бендеравцев. А поскольку всем известно, что бендеравцы принесли на русскую землю только горе и отчаяние, то и дружить с Марийкой никто не хотел. Потому, что помнили жители то ли Прикарпаття, то ли Закарпатья, что ее дедушка и прадедушка были в УПА и наверняка принесли много уже упомянутых выше горя и отчаяния. Не было друзей у Марийки. А вы бы дружили с девочкой, у которой руки по локоть в крови? Не у нее, так у ее дедушки и прадедушки.
Но вот приехала в село (а Марийка жила, конечно же, в селе. Она города то и в глаза не видела, разве только Львов, и тот на картинках. И о Праге тетка рассказывала, она там общественные уборные мыла без выходных и понятно, что только рассказать и могла). Так вот, приехала в село, в котором жила Марийка, девочка из Донбасса. Звали ее назло всем свидомым и щирым украинцам русским именем Настя, как и двоюродную сестру Марийки, потому, что русские и украинцы ведь – один народ, братья и сестры, одна кровь.
Приехала Настя из огромного индустриального Донецка, который своим изнурительным трудом кормил всю Украину в село, где жила Настя, отдохнуть, воздухом подушать чистым, в речках и озерах прозрачных искупаться. Ведь то ли на Прикарпатье, то ли на Закарпатье ничего не делали, не работали, потому и экология осталась чистой и полезной.
Приехала Настя и до того она была девочкой доброй и отзывчивой, верующей и православной, что подружились они с Марийкой-внучкой и правнучкой УПА, крепко-накрепко. Так подружились, что Марийка все думала, как бы устроить, чтоб Настя домой, в Донецк, к родненьким папе с мамой, к бабушке да дедушке, к могилам бабушек да дедушек, которые воювали, не вернулась. Ну, то есть, не то, чтоб Марийка думала что-то плохое сотворить с Настей по примеру дедов и прадедов….ну, в общем вы знаете об их подвигах… Марийка, хотела чтоб Настя осталась с ней на Прикарпатье или Закарпатье.
И тут, к счастью, американцы свергли на Украние законного Президента, который не захотел прогибаться поди их конкурентов - ЭС, которыми американцы управляют, как марионетками, потому, что ЕС диктует свои условия и принуждает, манипулируя ими…. Там у них правит капитал, а не душа. И они устроили в Украине переворот. В общем, начали зомбированные украинцы из Києва, Западной, Центральной, Южной, Северной и Восточной Украины, уничтожать украинцев. Всех, кто Вего лишь защищал свое право жить в Украине жить в России. Война началась. Из родного Насте Донбасса люди начали убегать. И Насте пришлось остаться на Прикарпатье или Закарпатье.
Ура! – подумала Марийка. Хорошо, что война началась, тепер Настя останется со мной и мы всегда будем дружить.
А через некоторое время Марийка уже радовалась по другому поводу.
Ура! – думала Марийка, - хорошо, что Настиных маму и папу убили, теперь она будет со мной жить. Но еще оставались Настины бабки и деды (ну, те, которые воювали). Но и эта проблема вскоре была решена.
Ура! – думала Марийка, - тепер Настя навсегда останеться со мной. Мы будем дружить и играть. Дружить и играть.
Вот оно – детское счастье – дружить да играть. Учитесь, взрослые.

В некотором царстве, в некотором государстве, в маленьком захолустном городишке жили–были дети. Конечно же у них, как и у всех детей в других городах, городках, да наверное и в селах,были родители. И вот решили как то дети поубивать к чертовой матери всех взрослых. А что? Конфеты лопать до отвала не дают – раз, гулять допоздна не разрешают – два, ну а три, четыре, пять – это уже само собой решится – не все дети еще и до трех считать умели. Но возмущены были шибко. До предела!

Собрались они на совет у песочницы и давай предлагать, что со взрослыми делать, как поступать, чтоб ни одного старше двенадцати лет не осталось. Тут, кстати, и причины новые нашлись, только не все говорили - «третья, четвертая, пятая» – некоторые – «еще одна». И насобирали таких причин где-то около тысячи – отдельную книгу написать можно, да только не все писать умели.

Ну, с причинами разобрались, стали искать способы, как же все таки всех взрослых-то разом укокошить, чтоб ни одного не осталось, а то еще надают по попе да в угол поставят, ежели выживут. «Вот, вот, ежели выживут, - крикнул Гоша, пацан лет эдак семи-восьми. – Значит надобно найти такой способ, чтобы всех и сразу. У кого какие идеи?» Гоша, кстати, парень был очень смышленый и, наверное, поумнее многих десяти-двенадцатилетних лоботрясов.

Стали они думать что-бы такое сотворить. «Может травонем, - мой папа - директор завода, где краску делают, у него отравы этой- хоть на тыщу, хоть на миллион» - тараторил Гена. «Нет, нет, лучше всего рвануть, - закричала Маша, - взрывчатку кинуть – оно как бабахнет – костей не соберут. Мой папа завсегда рыбу в пруду глушит – так прям вся и всплывает кверху животами – хватай, да в ведро». «А может их лучше сжечь, - предложил Ваня, - мы на шашлыки как поедем, бывало как запалим, так потом пол леса сгорит – даже в новостях про нас показывают, только не говорят, что это про нас, но это про нас, просто мы хвастаться не любим, стесняемся признаться, что про нас, но это про нас». «А может лучше пострелять всех как собак бродячих?», - раздался вдруг писклявый голосок. Все оглянулись. Ах, это Женька, маленький Женечка, он недавно только говорить толком научился, а уже вон как здраво рассуждает!

«Молодец, малый, хорошо говоришь, мы это учтем», - как можно басовитее рявкнул Гоша. И дискуссия продолжилась. Мальчики кричали «Раздавим!», девочки визжали «Порежем!», кто-то предлагал душить, кто-то топить.

Но тут вдруг послышалось из окон домов – «Маша, иди кушать», а вслед за этим – «Ваня, домой, обед стынет», а потом еще и еще полилось разноголосьем «Гена, иди обедать, Вася, бегом домой». «Да что ж это за напасть такая - и поговорить не дадут», - завозмущались дети, но решили пока дабы не выдавать своих тайных замыслов, спокойненько и без шума пойти и покушать. А вечером собраться в условленном месте. «Хотят нас заманить на замануху, но нам такие интересности не интересны, простите за тавтологию», - деловито заявил Гоша и вся детвора разошлась по домам. Молча, ни слова ни говоря удивленным родителям покушали, так же молча легли спать. А вечером вереницею потянулись к месту сбора. Но было одно Но, большое НО! Собраться то решили, а вот место сбора не оговорили. И пошли детишки в плащах да пальтишках кто куда, разбрелись по округе, по некоторому царству-государству, по континентам. Ни один из детей того захолустного городка домой не вернулся. И никто никогда из горожан не видел больше злополучных ребятишек.

А взрослые…взрослые умерли. Все до одного. От старости …и от одиночества.

Помнишь, как мы голышом купались в небе? Резвились в лучах, плескались в березовом соке утреннего озона. Я прыгал и визжал, как ребенок, разбрызгивая свой смех по округе. А твои серые искрящиеся нежностью угольки источали аромат свежести, бодрости, и в то же время спокойствия, добра и теплоты. «Это всё – наше», - читал я в них.
Неужели Фторнек не придет? Сегодня же суббота… Выходной. Можно было бы…
Каждый раз я словно боюсь потерять этот шанс – снова быть вместе. Может кому-то это и покажется не таким уж и важным, - подумаешь, не в последний же раз… А вдруг! … не дай Бог! … даже произносить это … губы немеют… Последний… Какая неуемная тоска тянет, давит и душит при одной только мысли, даже тени мысли, что это последний раз…
Сигарета за сигаретой… В пепельнице сложены башни, танки и коварно заходящие с тыла солдаты. … Сегодня суббота. Где же мой Фторнек, мой маленький Фторнек? Солнышко, расплавляющее сердце лазурного неба…
Потолок резво слинял с карусели и наконец стал на место. Где я? … … …
Есть идея!
Бегом хватаю сумку, в ней блокнот, в нем – Фторнек. В блокноте – книге моих недопрожитых днейночейночейдней. Книжка в сумці… Сумка, кошелек. А, блин, хоть бы ничего не забыть. Всегда боюсь опоздать. Вроде все. Ничто не забыто! Вперед!
Автобусы, поезда, дороги, очереди, пробки. Жизнь в пути… Но это того стоит!
… Странно… Не повстречались мне в пути ни старушки, которых надо переводить через дорогу, ни голодные котята… Неужели не повезет?...Повстречался, правда, голодный волк. Но я был в автобусе. Все бросились к окнам и тыкали пальцами. А я думал и размышлял. Что же это такое? Знаки судьбы? А что они значат? Я так боюсь потерять… Как будто никогда не терял. Горизонт опустился так низко, тяжелым покрывалом нависли тучи над узкой гранью.
- Где-то идет дождь, - услышал я сзади, но не хотелось даже оборачиваться. Как-то… всё … никак… А где-то дождь смывает все знаки. Но он – там, а я – тут.
Мы вьехали в город, как фашисты в красную деревню – внезапно и «зрання», на рассвете. И так же, как драпающие оккупанты кинулись галопом из автобуса. И я тоже бегом. Но не потому, что как все, а потому, что ко Фторнеку. У меня причина уважительная.
По дороге забежал купил семечек (Фторнек их любит). Не пережаренных, крупных, сам выбирал. Глупо, но в душе ликовал… Как в душе со Фторнеком. Вот ведь обрадуется зайчук! И халву надо не забыть купить. Где халва? Вот халва. Свежая?
- Девушка, халва свежая? – улыбнулся на все скоко-то продавщице.
- Свежая будет завтра. У нас завоз халвы раз в неделю. Прямые поставки с Байконура. Только по четвергам.
- Чет… Чёт не понял… Как по четвергам. Вы же сказали… завтра…а сегодня что?
- Молодой человек, сегодня среда – Казалось все покупатели огромного супермаркета бросили свои дела и кинулись обьяснять мне, дубу, что сегодня среда, а четверг завтра. А напоследок ещё и выстроились в одну шеренгу и хором рявкнули:
- Сегодня – среда, а завтра – четверг.
И совсем напоследок из разорванной цепи отмороженных консюмеров вышла девочка с рыжими косичками и выпалила.
- А Фторнек заФтра.
У меня, наверное, весь интерфейс стал, как её косички. Она что-то знает? Тоже ведь именно так и сказала, - Фторнек, а не вторник, как положено. Ёмаё, ёкэлэмэнэ, ёханый… Блин, то есть, как ни прискорбно, надо что-то с языком делать, - пересилив себя подумал я, но от этого снова вспомнилось ликование в душе и ещё сильнее загорелся мой лик. А поскольку в магазине не было ещё и зажигалок и все желающие принялись подкуривать от моей «румяности», пришлось немедленно остыть и ретироваться.
Плюхнувшись в родное кресло со стопкой водки и стаканом минералки (на этот раз без транквилизаторов, - закончились, как в магазине) я уже готов был страдать и страдать снова. Но вдруг зазвенел телефон. Кто говорит?... … … … … Он…
… Он! Он! Он! Он! … … … … … … … … ОоооооооооооНнннн……
-Малыш, ну как ты? – всколыхнуло воздух магическое заклинание…
… Какие удивительные узоры можна сложить в пепельнице из простых, ничем не примечательных окурков… Надо будет насобирать к отпуску. Хотя как раз теперь уже и не надо.

Это сердце вылилось в землю, как будто пытаясь заполнить ту пустоту, которая когда-то разрывала своим отчаянием всю Вселенную.
Вначале я боялся сделать шаг, ступить, боялся даже тенью своей довлеть на д землей, в которой бьется это огромное, ранимое сердце. Я же знаю, каким хрупким оно было. Но что-то вроде необьяснимого голоса, исходящего из неизвестного и словно отражающимся в моей голове, шелестело как листва распускающих цветы яблонь шептало мне – иди, не бойся это сердце уже обрело покой, ему уже не больно. Наоборот, оно всегда с тобой. И с каждым своим шагом ты будешь чувствовать все больше силы и покоя. И ощущать пульсацию земли, которая хранит это хрупкое сердце. И никто и ничто не сможет сломать его. И никто и ничто не сможет нарушить его величественный и вечный покой.
Небо заволокло белым туманом – это дыхание сердца. Так оно напоминает душе, покоящейся на небесах о покое и мире, дарующем Богом. И я слышу, я чувствую это дыхание. Я чувствую мир и покой, любовь и бессмертие любви. Я пытаюсь привыкнуть к тому, что со мной всегда будет только это сердце. Этого так мало. Но я рад, что хоть это будет со мной. Всегда, везде и во всем. Разве этого мало?....
В ночной тишине я всматриваюсь в россыпь звезд Млечного пути – пути, по которому ушла эта нежная, как это ни больно никем так и не понятая душа. Я чувствую биение этого одинокого сердца и понимаю – это уже не боль. Это сердуе уже не одиноко. Оно бьется наравне со всеми, кто любил его. И пусть тогда, когда это сердце еще было среди нас и все никак не могло найти места в измученном теле, сейчас свет, который созидала любовь, пульсирующая в этом огромном сердце сорвала с глаз жгучую пелену беспросветности. И только покой и вечная радуга в пушистом белом тумане окружает это сердце. Это сердце не замолчит никогда. Оно тихо и умиротворяюще стучит и в такт с ним бьют часы, накатывают волны, движется планета.
….
Я пьян и как белый туман застилают глаза слезы. Ноги словно ватные, не слушаются и мне тяжело даже двинуться с места. Как будто магнит, манит меня что-то необьяснимое и держит, притягтвает. Но это не притяжение земли, - это притяжение сердца. Оно держит меня на этой земле, напоминая о том, что я не один. Мы не одни.
Я беру горсть земли в ладони и вспоминаю, что это уже было. Эта горсть земли – лишь частица покрова, который бережно хранит огромное, но такое хрупкое сердце. Я подношу эту горсть земли к губам и целую ее. Я целую это нежное сердце и вдыхаю как воздух землю, хранящую его покой. Я живу. Я не один. Мы не одни. Мы все любили это огромное, но такое хрупкое сердце. И только теперь это сердце познало,что есть любовь, что любовь есть. И оно с легкостью делится этим светлым чувством со всеми нами.
Это сердце никогда не было спокойным и никогда не успокоится. И именно поэтому я иду по земле. Земле, которая хранит покой и мир огромного, но нежного, хрупкого и ранимого сердца. Я не один. Мы не одни.

Он всегда неподвижен. Только маковка его головы с темной, будто липкой, прядью волос и бездонными глазами видна из темной, полной тайных сновидений воды. Сновидений, затопленных глубиной печалей и страхов.
Он всегда неподвижен. И только его глаза не могут обрести покой. Никогда…. Под вечный, тоскливо вязкий ворчащий шепот, исходящий из глубин темной воды его глаза бродят, словно скользят по нескончаемой, неведомой воде и следят….
Всегда….
Иногда он закрывает глаза и его ресницы плавно погружаются в воду, полную тайн, растущих из нее, подобно мутным водорослям. И кажется, что в этот миг его ресницы соприкасаются с длинными, вьющимися с самого дна водорослями. И как будто сплетаются с ними в едином движении. И в этот кратчайший миг они рассказывают друг другу о тайном и прорастают друг в друга. И только в этот миг, короткий, как удар молнии, только в этот короткий промежуток времени его глаза не скользят по поверхности воды…
И в этот короткий миг я могу сделать шаг – одно короткое движение, словно неуловимое скольжение по мутной, пугающей неведомой безграничностью воде.
И дальше снова замереть в неизмеримом страхе, тянущем мои волосы к небу и будоражищем колким морозом кожу, и в то же время в щемительном ожидании того томительно завораживающего мига, когда он снова окунет свои длинные черные ресницы в темную неведомую воду и снова такой же тонкой как эти темные, неестественно ворсистые от врастающих в них тайных вибраций воды ресницы окажется грань между предчувствием и ожиданием, скользящим и ускользаемым, мной и им.

Жила-была девушка Оксана. Простая такая, даже немного застенчивая. Жила в обычном маленьком провинциальном городке посреди многолюдной столицы и мечтала о большой и чистой любви. Как, впрочем, многие в ее возрасте.
Шла она как-то по парку в центре улицы. Уже была осень, листья с деревьев срывались и медленно летели, подхваченные знойным ветром. На некогда никогда не пустующей клумбе красовалась одна единственная роза. Как ни банально, розовая. Оксана бегло пробежалась взглядом по попам пап, выгуливающих своих разодетых детишек и пошла себе дальше. Но вдруг услышала свист. С непривычки Оксана вся зарделась. Она начала оглядываться по сторонам, ища обьект, издающий сей высокочастотный звук. Но, кроме розы и вышеупомянутых поп, ничего способного на такое издевательство над Бетховеном, Моцартом и Глюком, не было. Разве, что роза. Одинокая роза, некогда никогда не одинокая на близлежащих клумбах. «Бетховен, Моцарт и Глюк, Бетховен, Моцарт и Глюк, пятнадцать с половиной раз зачем то повторила про себя Оксана, - Нет, это далеко не Глюк». Мелодия скорее была похожа на свадебный марш в ускоренном темпе. … Это роза…»
Да, да, да, и еще сто раз по сто этих самых да. Это была роза. Розовая роза. Розовая, как небеса во время заката, как небеса во время рассвета, как небеса, если смотреть на них через розовое стекло. Это была роза. Не тетя Роза из Нежина, которая задолжала всем на свете все на свете и ей все как-то розово, и не бабушка Роза, которая умерла шесть лет назад. Это была именно роза, одиноко стоящая на клумбе. «Прямо как сиротка» - подумала Оксана и сорвала эту одинокую розу.
Она принесла ее домой и сразу же поставила в вазу. А вазу - на подоконник. Да, да, именно так она и сделала. Сразу же поставила в вазу, и сразу же – на подоконник. Чтоб с улицы заметно было. Люди посмотрят и заулыбаются. Класно же!
Оксана еще с первого класса помнила, что если срезанный цветок сразу же не поставить в воду, то он завянет. Причем на протяжении не долгого времени. Может даже очень непродолжительного времени. И по рассчетам Оксаны, то же самое случится и с сорваным цветком, а не только со срезанным. А Оксана с раннего детства была очень способной девочкой. Даже в некотором смысле талантливой. Поэтому она все сделала правильно и теперь могла радостно завалиться на диван, закинув ноги на шкаф (нижнюю полку, не подумайте, что Оксана была акробаткой или каким-то образом отделяла ноги от туловища, - нет, просто на нижнюю полку шкафа) и забалдела, прям вся аж закайфовала от удовлетворения выполненной работой. День ведь прошел не зря. Вон какую розу с клумбы сперла. Розовую. С чужой между-прочим клумбочки. «Интересно, а кому принадлежат цветы, растущие на клумбах города, - подумала Оксана. – А может в осень они уже ничьи. А если б сорвала целый букетище летом, а за это какая-то статья, ну, там уголовщина и все такое, но никто не видел и ищи-свищи, что тогда? Ну тогда, наверное, и приятнее было бы принести это чудо в дом. А так… Может и не стоило мараться? Ну, да ладно, дело сделано….. Но, чья же все таки клумба?» Но думать об этом у Оксаны не было времени. Да и когда думаешь, да еще и лобик морщишь, морщинки появляются, а это ужасно старит. А кому ж хочется плохо выглядеть. Тем более в этот вечер. У Оксаны ведь и времени подумать не было не потому, что думать не приучена или там не любила. Очень даже любила. Да и приучена была очень даже. Но в этот вечер Оксана ждала в гости своего парня. Бойфренда. Самого, самого, прям пальчики оближешь. Ей вообще с ним повезло. Такой хороший, прямо хвали, не нахвалишься.
Любила его Оксана.
И вот пришел ее суженный-ряженный. С бутылкой вина и кульком «Барбариса». Оксана страсть как любила леденцы в блестящей обертке. Оно ведь и вкусно и нарядно. А как-то хотела обклеить кухню фонтиками от леденцов, чтоб красиво было и нестандартно. Свое, значит, лицо чтоб у кухни было. Но все как-то вдохновения не было. А оно ведь в любом деле нужно. А с фантиками, да без вдохновения – это как под венец, да без родительского благословения - фигня это, нельзя так, не по божески это, не по человечески.
Радостно встретила любимого Оксана. В кресло усадила, чаем напоила, новости вместе по телеку посмотрели. Откупорили вино, разлили по бокалам и …вдруг они услышали свист. Протяжный и пронзительный, режущий слух на мелкую капусту. Свист заполонил всю комнату своим наглым потребительским отношением ко всему происходящему в комнате. Оксана испугано завертела головой в надежде понять, что же это за свист, откуда он. А ее парень так же завертел головой и тоже в надежде понять, что же это за свист, откуда он, но только не испугано, а с удивлением. Свист доносился из окна. Точнее, со стороны окна, как сразу же догадалась Оксана – это роза. Роза, стоящая в вазе, которая, в свою очередь, стоит на подоконнике, вот и кажется, что свистят в окно, а это – роза. Она еще на клумбе вела себя как последняя …., и сейчас такое устроила.
Но парень то не знал, что у его девушки на подоконнике стоит такое чудище клубное, или правильнее, наверное, будет сказать клумбовое. Он то думал, что это кто-то с улицы в окно свистит. «Ничего себе, деваха! Ей вон в окно свистят, вызывают, как какую-то девочку нехорошую, какую то ббббб…безотказную, безответственную (он никогда не ругался, потому-что воспитывался в строгости – папа, все-таки - генерал). Так вот, вскочил он поскорее, да дал деру. – Еще наградит чем-нибудь, всю жизнь потом лечись»
Как ни отговаривала его Оксана, как ни убеждала, - роза это, на подоконнике, - ничего и слушать не хотел. «Что ты меня совсем за дерево держишь, я тебе не Буратино какой!»
Парень то сбежал, а Оксане бедной что делать? Заплакала она горько, легла на диван, скрутилась калачиком (или розочкой, это как кому больше нравится называть такую позу), и уснула. И приснился ей сон дивный. Как будто подьехал к ее дому парень ее разлюбезный на мотороллере. Крутом, дорогущем. Все соседи из окон выглядывают, хвалят его, не нахвалятся. А он кричит Оксане: «Галю, выходь! Поглянь, якый гарный я козак самэ у розквити сыл! Вже й крыга скресла! (хотя, при чем тут это?) Выходь!» И засвистел что-то похожее на Альбиони, но как-то туманно. «Я не Галя какая-то, я Оксана, и между прочим, Оксана Ивановна» - крикнула про себя во сне Оксана. Чего он так о ней? - все так-же про себя подумала она. И тут же проснулась. И вспомнилось ей, что еще пра-пра-прадед (нет, то есть да, правда, чистая правда,- пра-пра-прадед), еше ппра-пра-прадед этого самого парня еще при царском режиме ( до 1917 года – сейчас, поди, мало кто и вспомнит, че оно за бурда), так вот его предок работал в детском саду сторожем и до смерти закармливал детей шоколадками. В подвале детсада нашли пять истерзанных трупиков, - шумиха была на весь город. Но, правда, поскольку у него были родственники при дворе еще со времен Екатерины II, его «отмазали», дело закрыли, а сам он вскоре стал прокурором уезда. «Яблоко от яблони» - подумала Оксана и заулыбалась. И так ей стало радостно, что она легла на диван и уснула.Но в этот раз ей уже ничего не снилось. Просто легла, уснула, и как-то сразу же проснулась. И вспомнилось ей, что в детстве как только папа с мамой привели ее в детсад, какие-то подонки подло поиздевались над ней. Ей подбросили записку, в которой каракулями было нацарапано - «Мы похитили твою куклу и она грязно надругалась над нами. Если ты не предприимешь меры по ее перевоспитанию, мы знаем, куда писать жаловаться.» Это очень пагубно сказалось на ее неокрепшей психике. Оксана тогда надолго слегла. Да, повозились в ту пору с ней родители с ней родители – и по больницам, и по психологам, и по бабкам да экстрасенсам всяким. Еле поставили на ноги. И так от этого горько стало Оксане, что она уже собиралась заплакать, ну и как в предыдущих ситуациях лечь на диван и уснуть. Но передумала. Взяла сумочку и пошла пройтись по ночному городу, послушать как птички поют, воздухом подышать, пока еще заводы не поотключали фильтры на ночь.
И проходя мимо одинокой клумбы Оксана снова услышала странный звук. Она оглянулась по сторонам и увидела … розу. Возле клумбы. Возле той клумбы, где она сорвала ту дурацкую розу теперь стояла роза и играла на баяне. И звук этот странный был ничем иным, как игрой на баяне. Это играла Роза – тетя Роза из Нежина, котарая задолжала всем на свете все на свете, и теперь ей это, видимо, не розово. Она стояла возле клумбы, плакала и смеялась, и играла на баяне. А у ее ног лежала шляпа. «Доигралась», - подумала Оксана и остановилась…

Була собі в одній країні Людина. Така як усі,не гiрша
і не краща. Щодня ходила вона по землi i з вдячнiстю дивилась на величне Небо, на якому спочивав Бог. Нічого не просила людина у Бога, лише слова хвали та вдячностi лилися променями з очей, що вдивлялися у безмежне.
Та ось одного разу почула людина, що багато людей у своїх молитвах просять Бога покращити їх життя. Хтось у молитвах оспівує Бога i просить виконати їх бажання, а хтось просто просить. І задумалася людина, -"чому ж я нiчого не прошу у Творця? Адже це так просто... А менi це й на думку не спадало..."
Отож упала людина навколiшки i спрямувала птаство своїх слiв до могутнього, древнього Неба, на якому спочивав Бог, i застелила мереживом вуст своїх вологi хмари. Почув це вiчний Бог i промовив до людини :
- Що сталося,дитино моя,що примусило твоє серце спалахнути незвiданим донинi вогнем ? Якi сонця згасли у твоїй утробi ,що твоя душа тепер плавиться ? Нащо тобi той великий клопiт бажань ?
- Великий Володарю,добрий,чистий i прекрасний. Жив я пiд крилом Твого Неба та й не знав про всю велич Твого світу. Та кажуть люди, даєш ти всяке благо,чого лише душа забажає. Прошу Тебе, Господи, дай i менi дарунок своєї милостi.
- Хiба душа Твоя нещасна,- начебто здивувався Бог,- Чого ти не маєш ? Чи є краї, яких я не знаю, чи голоси,
яких я не чую ?
- Боже свiтлий, не знала я всієї величi руки Твоєї...,- гнiтила свої слова людина,- будь милостивим,дай менi,недостойному,те чого душа моя шукає пустельними вiтрами.
- Чому називаєш себе недостойним, сину мiй. Чи правду кажеш,коли так говориш ?
- Пробач,Всемилостивий,- заволала людина,-пробач менi,Боже,але молю, задовольни моє прохання.
- Нащо тобi цей клопіт…. . Та,коли так,то проси.
- Дай менi,Боже всього,всього,що й iншi люди мають. - залопотiла людина,- дай усього !
- Май совiсть, дитино моя. А чи не забагато просиш ? Не вистачить руки твоєї, щоб охопити i крихту. Проси чогось одного. Тож чого саме ти хочеш ? Або те, або інше.
Задумалася людина. Чого ж просити у Бога ? Боялася помилитися. Та врештi - решт визначилася.
- Дай менi,Всевладний,слави. Хай усi,i малi i великi далекi й близькi вклоняються менi i ходять пiд кроною моєї слави.
Дав Бог людинi славу й успіх. Хто де не був,усі як один уклонялися величi та пишнотi людини. З усiх усюд лилися величальнi пiснi та віншування. Але мабуть, не так гріє вогонь,розпалений у палацi i принесений у дім. Тісно було людинi в амулетах та оберегах пустих. І закричала вона:
- Гей,Найвеличнiший i Найлiпший! ...Дай менi,Боже високий, багатства. Багато¬, багато грошей, коштовностей, золота та срiбла, смарагдiв, рубiнiв та дiамантiв. Щоб переливалися у сяйвi сонця.... Твого, найдобрiший, сонця.
Дав Бог людинi багатство. Незлічені коштовностi мерехтiли,грали у промiннi сонця. Божого сонця. Їх веселкове сяйво начебто змагалося із самим Небом,на якому спочивав Бог. Дні й ночi милувалася людина багаттям свого багатства.
Та раптом сталася біда. Ніколи до цього не знала людина розпачу виснаженого ложа. Та з пiзнанням бажань її,певно,пробудила свої бажання бiлоока млява стара Хвороба. І зайнялося тiло людини в гострих лезах болю,i не було вже спокою людинi анi хвилини. Корчилася душа,пiдвискуючи скорботнiй плотi й не було жодного промiнчика у Небi, на якому спочивав Бог. Знову повалилася людина навколiшки i стала благати Бога:
- Боже Всесильний, зглянься, змилуйся на мене, пропащого, допоможи. Не хочу я нi перлiв,нi смарагдiв,не тiшать мене нi килими,нi парча,бо не хочуть вони вiдвести вiд мого чола тягар. Не стають персні та намиста нi мурами,нi щитами, а нi колісницями. Забери вiд мене,Наймилiший Пане,важкi коралi та камеї і дай менi,прошу Тебе,здоров'я мiцного,щоб не страждала душа моя в болотi глевкої недуги.
Виконав i це прохання Бог. І стала людина здоровою та могутньою,мов стиглий колос. Як схiд сонця сяяла щаслива усмiшка у барвистiй душі. Радісно працювала людина на нивах своїх. I пiт її ставав солодким вiд радощiв щасливої працi. Кожен день був днем творiння власного успiху й добробуту.
Та не лише у людини прокинулися руки. Налетіли чорною зграєю заздрощiв злi розбiйники, чи то непоступливi,чи то нескоренi,i не лишилося у людини нічого. Заплакала гiрко людина. Засліплювала,рiзала очi розпачлива темрява зпустошеного крову. Вибухнула людина вогнем та слiзьми,мов грiм та блискавка розколов її крик Небо на якому спочивав Бог:
- Господи всесильний,хiба ти не бачив,яка бiда мене сповила ? Чи не чув ти, як мов гармати душили мiй край копита чужих скакунiв ? Заступися,ти мусиш,Боже! Я - Твiй син ! Я твоє дитя,хочеш ти цього,чи нi ! Допоможи,
Ти мусиш допомогти ! Знаю я,що в далекому краї є Безмежний Простiр слави та багатства,здоров’я i краси. Дай менi таку силу i зброю,щоб збороти далекi зорi,полонити чужi казки,захопити чуже щастя,- захопилася,мов полум'ям, стрiмкими своїми клопотами людина.- Забери вiд мене Совiсть,бо вплітає вона менi квiти у м’язи i дай менi завiрюху та мороз,щоб вишили на моїх очах бiлi мережива пустоти,щоб жоден всесвiт не влився в душу мені. Дай менi силу i зброю,щоб перемагати.
- А хiба ти не знаєш,як перемагати,- пролунало у вiдповiдь,- Ти хочеш, щоб я забрав у тебе совiсть ? А хiба це можливо ?
- Не хочу совiстi,- закричала людина,- не хочу нiчого! Хочу iншого Бога! Iншого Бога хочу !
Так i лунали метушливi барви пiд Небом,
на якому спочивав Бог ,рiжучи вуха архангелам та херувимам...
...А Бог попросив сам у себе,щоб людина стала смiливою i вiльною.