Димка возмущенно смотрел на то, что папа и мама в один голос назвали «тапочки». Вообще-то он не был привередлив в одежде и обуви; да и времена тогда были не для привередливых. Отечественная швейная и обувная промышленность кое-как справлялась с тем, чтобы одеть-обуть граждан; однако одето-обутое население редко радовало глаз – уж такие тогда были освоены непритязательные цвета и фасоны. Но Димка об этом совсем не задумывался – сравнивать было, по большому счету, не с чем.

Однако тапочки превзошли Димкино потребительское смирение и исчерпали запас Димкиной потребительской неприхотливости. Тапочки были откровенно, даже вызывающе уродливы. Димке хотелось немедленно выбросить их на свалку. Или сжечь.

Цвет – коричневый, именно того оттенка, который Димка не переносил. Тогда – в УССР – школьники носили форму такого цвета и полувоенного фасона, немного напоминающую форму немецкой армии времен Второй Мировой. Немного, только чтобы напомнить, однако не так, чтобы дизайнерские достижения Хьюго Босса слишком бросались в глаза. Правда, Димке повезло, и в школьном варианте немецкого мундира он щеголял только год, в первом классе. Потом тетка из Подмосковья ежегодно присылала ему к 1 сентября форму темно-синего цвета – тогда в РСФСР был такой стандарт (тоже, кстати сказать, с немецким акцентом фасона). А к 9 классу у Димки появился серый гедеэровский костюм-двойка, случайно приобретенный в сельских «Промтоварах» - неброская, однако ноская синтетическая вещь, которая после него служила еще трем поколениям школьников.

Лакированные надстройки тапочек покоились на монументальных подметках – казалось, они взяты от ботинок на взрослого с выдающимся размером ноги. Сами эти надстройки внушали подозрение, что в летние тапочки были переделаны осенние ботинки: грубая негнущаяся кожа охватывала всю ступню, только на тупых носках было по две треугольные прорези, а задник отсутствовал. Без задника тапочки, утяжеленные массивными подошвами, плохо держались на ноге; они то и дело сваливались, а сделать шаг назад и остаться обутым было практически невозможно – этому здорово помогали лакированные склизкие стельки.

В общем, радоваться было нечему, и Димка не радовался; он даже готов был сомневаться в том, что это действительно летние тапочки. Однако надпись на серой картонке гласила: «Тапочки летние мальчуковые». И Димка, скрепя сердце, носил их, с отвращением ощущая себя тем самым загадочным «мальчуком», для которого так расстарался отечественный производитель. Впрочем, ничего другого в отделе летней детской обуви не обнаружилось – до самого потолка магазина, источая ядовитый запах, высились темно-коричневые груды «тапочек летних мальчуковых».

Тапочки тапочками, а лето шло своим чередом, и Димка вовсю им наслаждался. Ведь каникулы! – казалось, что неумеренная щедрость южного солнца каким-то образом превращается в щедрую бесконечность времени. Каждый день длился ровно и долго, не было в нем пустот и провалов, пробитых ожиданиями, сомнениями или угрызениями, которые знают все взрослые. Нет, те летние дни были туго сотканы из насыщенного, полного, счастливого времени, даже если на окраине небольшого провинциального городка, где жил Димка, не происходило ничего особенного. Да и окраина эта могла показаться местом неинтересным только человеку без воображения. Димка таким человеком не был.

Как только Димка выбирался на улицу, он тут же попадал в то, что про себя называл Пограничье. К западу от Димкиного дома в обширных зарослях камыша и тростника пряталась небольшая извилистая речка, за ней лежали уходящие к горизонту поля, расчерченные на квадратики разного цвета. С севера и с востока возвышались серо-белые стены панельных домов, увенчанные сторожевыми башнями «высоток»; один из этих домов даже считался достопримечательностью микрорайонного масштаба – в нем было то ли 17, то ли 18 подъездов, и иначе, чем «Китайская стена», местные жители его не называли.

А местность к югу от Димкиного дома был занята загадочным «частным сектором». Дома здесь имели лишь одну общую черту — высоту в один этаж. В остальном же в местной архитектуре царила милая анархия. Улочки «частного сектора» прихотливо извивались, вопреки ландшафту и здравому смыслу.

Но достопримечательностью «частного сектора» была не планировка и не архитектура. Тут жили цыгане. Впрочем, Димка их ни разу не видел, но о них ходило множество невероятных слухов. Какие-то живописные руины считались местом их ночлега; бывать там считалось небезопасным. Только отчаянные смельчаки рисковали приближаться к этому месту; легенды ходили о тех, кто швырял камнями в окна без рам. Много позже уже взрослому Димке доводилось иметь дело с цыганами, и он понял, что кое-что в тех детских историях о цыганах действительно было правдой, но большая их часть оказалась вымыслом. Реальные же следы этих загадочных людей из Димкиного детства оказывались вполне безобидными. Изредка мальчишки натыкались на свежее кострище на полянке перед их домами; вокруг валялись яркие лоскутки, старые башмаки, хлебные корки...

Неподалёку от «логова» цыган находился небольшой холм. На его плоской вершинке торчала горловина канализационного колодца без крышки – казалось, что там, под холмом, спрятан танк, в башню которого можно было попасть через горловину. Разумеется, никакого танка под холмом не было - в глубине колодца торчал огромной величины ржавый вентиль («задвижка», утверждали самые бывалые Димкины ровесники), а вокруг него неживописно располагались груды всевозможного хлама. Однако люк был местом посещаемым: и сам Димка, и все его знакомые мальчишки и даже некоторые девчонки регулярно заглядывали туда, словно ожидая увидеть там нечто необыкновенное.

И вот однажды смутные надежды малолетних жителей округи сбылись. Димка вышел прогуляться, как всегда досадуя на свои тапочки, которые то и дело оставались в выбоинах и неровностях дороги. Жара стояла невыносимая; Димкин двор, улица и все видимое Пограничье были пустынны. Следуя привычным маршрутом, Димка добрался до холма с горловиной колодца на вершине. Он встал на колени и опустил голову в душную полутьму. Там, на самом дне голубела эмалью изящная рама. Мерцали хромом руль, звонок, педали и колёса. Димке даже смутно мерещились фара, «динамка», цветные катафоты и чёрный лаковый багажник. Да, на дне колодца, как бы приобняв «задвижку», лежал небольшой велосипед, совсем новый и, вне всяких сомнений, ничейный.

Димка жадно разглядывал велосипед своими близорукими глазами – то, что мешали увидеть близорукость и полумрак в колодце, мгновенно дорисовывало воображение. Велосипед – новенький, отличный велосипед! – явно не принадлежал никому, раз лежал здесь, по соседству со всяким хламом. Он мог бы принадлежать Димке - однако спуститься вниз было страшно. Мало ли что там... Вдруг Димка спустится, а его там — цыгане?! — и закроют... Это было невыносимо.

В конце концов, Димка нашёл способ побороть страх. Он сел на край колодца и «уронил» туда свои тапочки. «Уронить» тоже вышло не сразу – ведь тогда бы точно пришлось лезть в этот страшный люк. Однако теперь, когда тапочки были внизу, выбора не оставалось – без обуви домой идти было нельзя. Да и вся затея больше не выглядела авантюрой и даже приобретала некий героический, спасательный оттенок, а возможность стать обладателем велосипеда превращала Димку в наследника Али-Бабы, а колодец - в подобие сказочной пещеры Сезам. Трясущийся от страха и возбуждения Димка едва не шептал «Сим-сим, откройся», когда неловко принялся спускаться в люк.

Он исцарапал руки, порвал рубашку и с головы до ног облип сухой пыльной паутиной. Наконец, Димка оказался на «задвижке»; еще чуть-чуть – и он стоял на дне люка рядом с велосипедом. Димка поднял голову и посмотрел вверх. Светлый кружок люка отсюда казался таким маленьким, что в него не прошла бы даже Димкина голова… Одолев волну паники, Димка потянулся к своему сокровищу.

Гнутые обода без покрышек. Одна педаль. Всё ржавое, грязное, старое. Звонка нет. В заднем колесе запутался скелет небольшого животного. Тонкие рёбра смешались со спицами, бессильно скалились крохотные клыки. Тут же валялись ненавистные тапочки. Выглядели они теперь не только уродливо; казалось, их тупые сбитые носы с узкими прорезями поглядывали на Димку с откровенным злорадством: ну, что, Али-Баба, прокатишь нас на велосипеде?

Это было настоящее поражение – а таким полным и унизительным бывает только поражение, которое человек наносит себе сам. Однако страх помог Димке справиться с ним – нужно было выбираться отсюда поскорее, пока не явились страшные цыгане или насмешливые Димкины сверстники; да и по ногам уже поползли какие-то неприятные насекомые, потревоженные Димкиным визитом. Испуганный и злой, Димка выбросил из колодца наверх свои тапочки, а следом за ними полез и сам – выбрался из колодца он быстро, при этом изрядно исцарапался. Конечно же, виной всему были тапочки – ведь это за ними пришлось лезть в люк. Димка схватил один из них и с ненавистью шмякнул его о землю; поостыв, он напялил коварную обувь и побрел домой – гулять ему больше не хотелось.

Как известно, утро вечера мудренее. На следующий день приключение с тапочками и велосипедом уже подернула романтическая дымка, которая заботливо укрывает многое в человеческом прошлом, даже если это прошлое – всего только вчерашний день. Теперь Димка видел себя настоящим героем и отчаянным храбрецом. Маме была поведана история - совершенно правдивая история, лишенная всякого сочинительства и бахвальства даже по Димкиным ощущениям. Она повествовала о безымянных шалопаях из восьмого подъезда – этот подъезд во всем доме славу имел дурную. Они забросили Димкины тапочки в люк, из которого один скромный и бесстрашный человек – Димка потупил глаза – их извлек, счастливо избегнув многих опасностей и заработав несколько украшений только для настоящих мужчин – тут маме были предъявлены подсохшие царапины на локтях и коленях. Мама терпеливо все выслушала и обработала Димкины раны йодом, и теперь его история стала абсолютно достоверной.

С тех пор Димка относился к своим «мальчуковым» тапочкам как к наградному оружию, а непритязательность в одежде и обуви сохранил на всю жизнь.

2014 г.

Димкины хроники - сборник рассказов, охватывающих период в жизни главного героя с 1979 до 2010 года. Жанр этого сборника наиболее точно можно определить как "эгобеллетристика". Здесь нет никаких чрезвычайных событий, но это именно те вехи, которые запомнились Димке и, наверное, предопределили его характер и в чем-то - судьбу. Это не мемуары и не репортажи; повзрослевший Димка не смог отказать себе в удовольствии рассказать свои истории чуть интереснее и ярче, чем все было на самом деле. Однако при этом Димке, кажется, удалось избежать лжи.

СОДЕРЖАНИЕ

ЧАСТЬ 1. СТАРЫЕ ВРЕМЕНА
История 1. Дискобол. История 2. Предел совершенства. История 3. Родник. История 4. Тапочки. История 5. Сквернословие. История 6. Игры разума. История 7. Морская душа (цикл): Пролог. История 8. Морская душа: Амфора. История 9. Морская душа: Спасание утопающих. История 10. Морская душа: На плоту. История 11. Морская душа: На море (Образ будущего). История 12. Морская душа: На протоке. История 13. Любовь. История 14. Сила искусства. История 15. Поединок. История 16. Оранжевое настроение.

ЧАСТЬ 2. НОВЫЕ ВРЕМЕНА
История 17. Репатриация ложки. История 18. Крылья Родины. История 19. Не навреди. История 20. Разделительная полоса. История 21. Бремя отцовства. История 22. Ботаника (Пять лепестков). История 23. Ловцы человеков. История 24. Каждому свое