ОСТАННІ НАДХОДЖЕННЯ
Авторський рейтинг від 5,25 (вірші)
Останні коментарі: сьогодні | 7 днів
Нові автори (Проза):
• Українське словотворення
• Усі Словники
• Про віршування
• Латина (рус)
• Дослівник до Біблії (Євр.)
• Дослівник до Біблії (Гр.)
• Інші словники
Авторський рейтинг від 5,25 (вірші)
2024.03.19
11:54
Відома українська гонщиця, має міжнародний титул «Королева доріг».
Волонтерка, парамедик, підприємець.
На своїй автівці евакуювала із зони бойових дій понад 110 поранених бійців.
Народний Герой України.
Позивний - «Вітерець».
Ніч. Зима. В салоні
Волонтерка, парамедик, підприємець.
На своїй автівці евакуювала із зони бойових дій понад 110 поранених бійців.
Народний Герой України.
Позивний - «Вітерець».
Ніч. Зима. В салоні
2024.03.19
10:22
Дощові каплі дзвінко дріботять в весняні привідкриті двері.
Старається ввійти Життя, у лагідній манері
питаючи – де хазяї, готові зустрічати?
Течуть весело ручаї, стікаються до хати.
Стук-перестук – капотить дощ, сюрчачи на порозі.
Коли хотіння з
Старається ввійти Життя, у лагідній манері
питаючи – де хазяї, готові зустрічати?
Течуть весело ручаї, стікаються до хати.
Стук-перестук – капотить дощ, сюрчачи на порозі.
Коли хотіння з
2024.03.19
08:58
Домовлятися з ордою - святотацтво,
Все, що маєш, - стане згодом не твоє.
Хто не буде воювати - піде в рабство,
Хто сховався в нору - в ній згниє.
Бгати в пельку все, що бачиш - хиба!
Ліпше дай воякам! Поспіши!
Кухоль чаю та сухий окрайчик хл
Все, що маєш, - стане згодом не твоє.
Хто не буде воювати - піде в рабство,
Хто сховався в нору - в ній згниє.
Бгати в пельку все, що бачиш - хиба!
Ліпше дай воякам! Поспіши!
Кухоль чаю та сухий окрайчик хл
2024.03.19
08:40
На Істину табу немає:
Любов, Природа, Пам*ять, Творчість...
Народ ці епіцентри знає.
За Ліну нас проймає гордість.
Натхнення розуму і серця,
Магічне поетичне слово.
Напруга в переможнім герці:
Любов, Природа, Пам*ять, Творчість...
Народ ці епіцентри знає.
За Ліну нас проймає гордість.
Натхнення розуму і серця,
Магічне поетичне слово.
Напруга в переможнім герці:
2024.03.19
08:27
– На покутті вмостився Дідух
і звідти рід благословив…
– Чи бачили самі Ви, діду,
найбільше із Різдвяних див?
Коли отелиться худоба,
зима утратить свою міць,
рум’яниться у печі здоба
і звідти рід благословив…
– Чи бачили самі Ви, діду,
найбільше із Різдвяних див?
Коли отелиться худоба,
зима утратить свою міць,
рум’яниться у печі здоба
2024.03.19
08:03
До нас ішов напівтверезий "брат",
Нав'язуючи сморід і неволю.
Та бачимо ми гідний результат:
Пів окупанта десь лежить у полі.
На нього сонце у височині
Все дивиться лукаво й жартівливо.
Не знаю: чи красиво це, чи ні,
Нав'язуючи сморід і неволю.
Та бачимо ми гідний результат:
Пів окупанта десь лежить у полі.
На нього сонце у височині
Все дивиться лукаво й жартівливо.
Не знаю: чи красиво це, чи ні,
2024.03.19
05:44
Чайка жалібно кигиче,
Тоскно квилить і кричить, –
Ухватила в дзьоб добичу,
А та вирвалася вмить.
І безслідно зникла в морі –
Розчинилася, мов сіль, –
Квилить чайка вбита горем
Й обирає іншу ціль…
Тоскно квилить і кричить, –
Ухватила в дзьоб добичу,
А та вирвалася вмить.
І безслідно зникла в морі –
Розчинилася, мов сіль, –
Квилить чайка вбита горем
Й обирає іншу ціль…
2024.03.18
21:11
Рецензія на поетичну збірку Миколи Грицая "Під музику дощу")
Буває так, коли тебе зачепить за живе чиєсь слово і ти уже знаходишся у його колі, воно невидимими нитками тримає тебе на відстані і ти не можеш звільнитися від нього, а заглиблюєшся все бі
2024.03.18
13:46
Вавілонський Талмуд випадає з рук, коментарі Раші не западають у серце, приказки ефіопські припадають пилом…
Тільки-но включу телевізор, муляє серце од болю... І промовляє 94-им Псаломом:
«Допоки злочинці радітимуть?
Базікають, промовляють чванливо з
Тільки-но включу телевізор, муляє серце од болю... І промовляє 94-им Псаломом:
«Допоки злочинці радітимуть?
Базікають, промовляють чванливо з
2024.03.18
08:49
Поміж ромашок-штор
Світла холодний проблиск.
Над хутряним пальтом
Профілю ніжний обрис.
Витонченим пучком
Коси тримають "краби".
Стверджує щось кивком,
Світла холодний проблиск.
Над хутряним пальтом
Профілю ніжний обрис.
Витонченим пучком
Коси тримають "краби".
Стверджує щось кивком,
2024.03.18
05:40
Защеміло серце від сигналу
Про атаку декількох ракет, -
Ці тривоги вже мене дістали
Більше, ніж слабкий імунітет.
Поглядаю боязко на вікна
За якими, злу наперекір,
Світле небо, ніби поле плідне,
Вабить погляд урожаєм зір.
Про атаку декількох ракет, -
Ці тривоги вже мене дістали
Більше, ніж слабкий імунітет.
Поглядаю боязко на вікна
За якими, злу наперекір,
Світле небо, ніби поле плідне,
Вабить погляд урожаєм зір.
2024.03.18
05:14
Після слів: «Сьогодні прибирання» –
тут безсилий, навіть лисий чорт,
трутнем не лежати на дивані
з глянцевим журналом «Все про спорт».
Бджілкою літаю по квартирі,
віхтиком стираю пил та бруд,
а жона рахує:
…три, чотири,
тут безсилий, навіть лисий чорт,
трутнем не лежати на дивані
з глянцевим журналом «Все про спорт».
Бджілкою літаю по квартирі,
віхтиком стираю пил та бруд,
а жона рахує:
…три, чотири,
2024.03.18
01:03
У пульсі відіб'ється кожна мить,
Покрита чорним простирадлом ночі.
Немов сліпий, будиночок стоїть,
Де чорні вікна - виколоті очі.
Лише мовчання, як густа смола...
Ось блискавка. Ось дощ... Та все замало.
Розбиті долі та уламки скла
Покрита чорним простирадлом ночі.
Немов сліпий, будиночок стоїть,
Де чорні вікна - виколоті очі.
Лише мовчання, як густа смола...
Ось блискавка. Ось дощ... Та все замало.
Розбиті долі та уламки скла
2024.03.18
00:16
Гроші від торгівлі нафтою пахнуть на диво бездоганно.
Коли у політиків мовкне розум, говорять гармати.
Тим, хто перекроює кордони, треба розкроїти голову.
Коли тузом стає шестірка – усі козирі зарання биті.
У гіганта мислі усе інше мізерне.
2024.03.17
19:32
Коли сказав мені «перетерпи»,
Мене накрила пелена тривоги.
Летіли коні туги у степи.
Душею йшла навпомацки до Нього.
Як прошептав настійливо «пробач»,
Засумнівалась – як таке пробачить?
Летіли коні спротиву навскач.
Мене накрила пелена тривоги.
Летіли коні туги у степи.
Душею йшла навпомацки до Нього.
Як прошептав настійливо «пробач»,
Засумнівалась – як таке пробачить?
Летіли коні спротиву навскач.
2024.03.17
18:57
Не застують мені Юдейські гори,
Ні мінарети аж до піднебесся,
Бо ти в моєму серці, Україно,
Буттям твоїм прохромлений увесь я .
У такт і радощам, і клопотам твоїм
Воно вистукує ще й думу потаємну,
Прадавню думу на любов взаємну:
Як Україна на сто в
Останні надходження: 7 дн | 30 дн | ...Ні мінарети аж до піднебесся,
Бо ти в моєму серці, Україно,
Буттям твоїм прохромлений увесь я .
У такт і радощам, і клопотам твоїм
Воно вистукує ще й думу потаємну,
Прадавню думу на любов взаємну:
Як Україна на сто в
Останні коментарі: сьогодні | 7 днів
Нові автори (Проза):
2024.02.08
2023.12.19
2023.11.15
2023.10.26
2023.07.27
2023.07.15
2023.05.29
• Українське словотворення
• Усі Словники
• Про віршування
• Латина (рус)
• Дослівник до Біблії (Євр.)
• Дослівник до Біблії (Гр.)
• Інші словники
Автори /
Гі Агнеса Бо /
Проза
Сказка про Сашу
• Можлива допомога "Майстерням"
Публікації з назвою одними великими буквами, а також поетичні публікації і((з з))бігами
не анонсуватимуться на головних сторінках ПМ (зі збігами, якщо вони таки не обов'язкові)
Сказка про Сашу
Саша сидел и читал книгу. Он был чудного желтоватого цвета и источал тонкий горько-сладкий аромат. На шее у него висело небольшое железное (никелированное) сердечко. Я наблюдала за ним с Луны. Я построила с большими затратами сил и ума огромные конденсаторы воды бог знает из чего, огромные меха, надувающие воду в колоссальные пузыри, что становились между Луной и Землей, оптическим эффектом позволяя мне видеть что там происходит. И вот машины с грохотом и сотрясанием работают день и ночь, и я смотрю на него: его глаза смотрят во двор – он воспринимает, пришел его брат и что-то сказал – он смеется, он реагирует.
Я видела, что в его доме в подвале живет синяя птица с женской головой. Она была довольно грациозная, хотя крупновата, и всегда выглядела немного всклоченной, взъерошенной, вроде только что проснулась. У них с Сашей было сообщение. Ночью она своим влажным дыханьем оставляла по всему дому еле заметные разводы, которые составляли образы, буквы и даже слова, что можно было прочитать. Разумеется,сознательно Саша этим никогда не занимался, но что-то в нем через не-знающие-устали-глаза фиксировало знаки, когда он вскользь смотрел на стены. Он думал над тем, что ему говорилось, что-то решал. Следы его прикосновений к предметам в доме составляли узор его решений, птица легко прочитывала его, и смеялась его странности, иногда тупости, иногда несообразной смелости. Птица очень много знала, и не дай бог посмотреть ей в глаза – утратишь покой в поисках того, что исходило из этих глаз.
Они встретились поздно ночью. Саша шел домой, земля немного отсвечивала желто-зеленым светом. Он думал ему кажется, ведь он был как-то легок и счастлив, был слегка влюблен в одну иностранку, и в уме побеждал ее, громил ее лагеря, осаждал ее, беспощадно разбивая даже самый мирный тыл, не говоря уже о громких победах на фронтах. Птица ждала его в подъезде. Встреча была жуткой. Я начала свой полет с Луны, предчувствуя неладное. Птица говорила вслух и все вокруг казалось ужасающе режуще четким. Она предлагала ему пойти на войну, она доставала жуткие задачи из далекого Сашиного прошлого, со всех его 82-х жизней. Казалось, она распинала весь мир гвоздями к стенке как учебную карту. Но на самом деле это длилось не более получаса. Потом она приблизилась, и съела Сашу, начиная с головы. Всего съела. Я не видела как это происходила, верно меня бы стошнило и я бы тронулась умом, и я, приближаясь к земле, слышала его задыхающийся крик. Я не успела. И только увидела, как неуклюже с трудом поднялась в воздух птица, став на 62 кг тяжелее.
Потом Саша стал ее левым глазом и таким образом полетел на войну. Она съедала так многих людей, хотя не так уж и многих. Я все еще надеялась когда-нибудь увидеть его, учитывая, что все это очень необычно, как-то снимо. Следовательно, это съедение - тоже.
Мне на земле не нравилось – тут надо было постоянно есть воодушевлённых существ и где-то жить, я скучала по Луне, но осталась, потому что, думаю, если что, можно не успеть как в тот раз.
Очень точно он видел «все», и автоматически передавал «все» в мозг птицы, не мог не передавать. Чудовищная точность. Никогда он не видел яснее, казалось, как бы с трех сторон сразу. Объемы, оттенки, фактуры, оглушая абсолютной невозможностью сомнения ломились сквозь него, всегда в тот же канал. Захлебывало и поражало. Прошлая жизнь – если бы он мог вспоминать и сравнивать показалась бы мягкой, колеблющейся, немного в дымке. Сладковатой.
Он видел как птица мощно ломала алтарь, и видел, что это вьюга ломает алтарь, и видел, что алтарь разобрали люди.
Он видел как птица притаскивала детей на крышу. Он видел, что дети от обиды прятались на крыше. И видел, что они ходили по краю крыши желая риска в этом «жутком подростковом возрасте» и орали, выдерживая равновесие. Птица царапала до крови тех, кому и в голову не приходило лезть на крышу. Так было день в день, час в час, минута в минуту.
Война была скрытой. Если можно обобщить, то война была со всем иллюзорным, вымышленным, взлелеянным иллюзиями. Птица действовала по-птичьи резко и по-женски коварно, хитро и успешно. Дела ее странно выглядели. И все же, если смотреть шире, в масштабе – то то, что она задумала продвигалось медленно-медленно, не смотря на постоянное действие ее сразу из трех-четырех направлений. Еще из-за частых и свирепых драк с другими синими птицами, которые, казалось бы, занимались тем же.
Саша ее раздражал. У него осталось три капли его воли, вернее, три крошечных микрона его воли. Он почти ничего не мог. Пытался только. Пытался притормаживать поток всего, что тек через него, пытался залезть ей в мозг, от чего левое глазное яблоко птицы чуть не вывернулось зрачком внутрь. В каких-то делах заражался излишним рвением, и вот нарушался баланс кровообращения у птицы.
У меня был Защитник. Его мне подарила Изида, когда я, одно время, сильно беспокоилась о безопасности. Дала мне его как-то сразу и строго, как мама дает ребенку что-то желаемое, и негромко говорит: «На, не реви». Он был похож на настоящую гориллу и еще немного на боксера Рея Мерсера и еще немного на игрушечную обезьяну – тугую черную и толстую из дерматина и искусственного меха, он был груб и чист, с немного грустным, наивным взглядом. Когда вспоминаешь его, то видишь его. Когда смотришь на него, то даже в голову не приходит, что с тобой что-то плохое может случиться, когда он рядом. И не случалось. И реально не могло случиться.
Я считала его большой драгоценностью, хотя редко вспоминала о нем. Он всегда был рядом, как правая сторона того слоя воздуха, который вокруг тела, всегда теплый, около полу сантиметра толщиной.
Птица знала очень много. Обо мне и о Защитнике, и о том, что я пытаюсь ее преследовать, после того, как она поглотила Сашу. Саша мне нужен был для созерцания. Я тогда так считала.
И вот мы с ней встретились. Она ела рыбу на крупнозернистом желтом песке океанского берега, понемногу клювом отдирая куски и посекундно вертя головой, чтобы смотреть по сторонам. Не такое уж и женское лицо у нее – я подумала – клюв есть. Хотя часто кажется, что это нос. Птица была большой, но на этом огромном пляже ее какой-то сутулый , серо-синий силуэт казался очень одиноким.
Она ела не больше минуты. А потом поднялась в воздух. Меня затмил восторг – как быстро и мощно, как точны движения. Но тут она как-то еле заметно сбилась с ритма и так же быстро стала возвращаться. Что-то с левым глазом. Опустившись на берег, птица немного шумно повозилась, и выцарапала себе глаз когтем. Потом она подлетела ко мне, и забрала у меня Защитника. Содрала с меня как одежду или как кожу. Воздух стал слишком холодным и жгучим, будто я рана под спиртом, но к вечеру боль постепенно утихла, и я стала замечать запахи кожей, и звуки всем телом. Эти ощущения навалились немного громковато и страшновато, и я как-то шатаясь, в поисках слонялась по берегу, пока не нашла маленький птичий глаз. Кровь на нем запеклась, и песок прилип, но я спрятала его в рот, кто знает от чего или от кого, потом проглотила.
Ну и что же? Когда я входила в океан, то было мало мыслей, одна пустота и желание вымыться, которое как-то странно наростало. Сквозь воду, развивая всё большую скорость, плыла день и ночь, впитывая захлёбываясь,упиваясь водой, желая вымыть глаза, мозг, внутренности, кости, ритм своей жизни, все чувства. До скрипа, до прозрачности. Я тотально промыла себя как простой формы тонкостенную трубу, и, выйдя на берег думаю «немного устала». Но когда мчалась в океане, я не знала, как 3 микрона его воли тихонько проникали мне в кровь, и, неспеша, занимали позиции – и нашли себе неплохое место в самом центре матки, и начали там жить. Оживать. И это получалось.
Потом тянулись месяцы. Девять безпамятных, тупых, блестящих, ослеплённых солнцем, лежачих месяца. Сначала я думала «немного устала». Все мои силы, всё электричество души уходило внутрь.
Я родила Сашу тоже в океане, как какая-то толстая неповоротливая дельфиниха. Начинало штормить, и меня немного швыряло волнами, вообщем всё это было довольно неуклюже, тревожно, но, потом, когда я с крохой выходила на берег, путаясь в волнах, впервые за девять месяцев я что-то ярко почувствовала. И это что-то было сияющее, я как-то даже не знала, что делать от счастья. Это хэппи-энд. С тех пор у нас всё было неплохо, а главное – мне было на кого внимательно смотреть.
Я видела, что в его доме в подвале живет синяя птица с женской головой. Она была довольно грациозная, хотя крупновата, и всегда выглядела немного всклоченной, взъерошенной, вроде только что проснулась. У них с Сашей было сообщение. Ночью она своим влажным дыханьем оставляла по всему дому еле заметные разводы, которые составляли образы, буквы и даже слова, что можно было прочитать. Разумеется,сознательно Саша этим никогда не занимался, но что-то в нем через не-знающие-устали-глаза фиксировало знаки, когда он вскользь смотрел на стены. Он думал над тем, что ему говорилось, что-то решал. Следы его прикосновений к предметам в доме составляли узор его решений, птица легко прочитывала его, и смеялась его странности, иногда тупости, иногда несообразной смелости. Птица очень много знала, и не дай бог посмотреть ей в глаза – утратишь покой в поисках того, что исходило из этих глаз.
Они встретились поздно ночью. Саша шел домой, земля немного отсвечивала желто-зеленым светом. Он думал ему кажется, ведь он был как-то легок и счастлив, был слегка влюблен в одну иностранку, и в уме побеждал ее, громил ее лагеря, осаждал ее, беспощадно разбивая даже самый мирный тыл, не говоря уже о громких победах на фронтах. Птица ждала его в подъезде. Встреча была жуткой. Я начала свой полет с Луны, предчувствуя неладное. Птица говорила вслух и все вокруг казалось ужасающе режуще четким. Она предлагала ему пойти на войну, она доставала жуткие задачи из далекого Сашиного прошлого, со всех его 82-х жизней. Казалось, она распинала весь мир гвоздями к стенке как учебную карту. Но на самом деле это длилось не более получаса. Потом она приблизилась, и съела Сашу, начиная с головы. Всего съела. Я не видела как это происходила, верно меня бы стошнило и я бы тронулась умом, и я, приближаясь к земле, слышала его задыхающийся крик. Я не успела. И только увидела, как неуклюже с трудом поднялась в воздух птица, став на 62 кг тяжелее.
Потом Саша стал ее левым глазом и таким образом полетел на войну. Она съедала так многих людей, хотя не так уж и многих. Я все еще надеялась когда-нибудь увидеть его, учитывая, что все это очень необычно, как-то снимо. Следовательно, это съедение - тоже.
Мне на земле не нравилось – тут надо было постоянно есть воодушевлённых существ и где-то жить, я скучала по Луне, но осталась, потому что, думаю, если что, можно не успеть как в тот раз.
Очень точно он видел «все», и автоматически передавал «все» в мозг птицы, не мог не передавать. Чудовищная точность. Никогда он не видел яснее, казалось, как бы с трех сторон сразу. Объемы, оттенки, фактуры, оглушая абсолютной невозможностью сомнения ломились сквозь него, всегда в тот же канал. Захлебывало и поражало. Прошлая жизнь – если бы он мог вспоминать и сравнивать показалась бы мягкой, колеблющейся, немного в дымке. Сладковатой.
Он видел как птица мощно ломала алтарь, и видел, что это вьюга ломает алтарь, и видел, что алтарь разобрали люди.
Он видел как птица притаскивала детей на крышу. Он видел, что дети от обиды прятались на крыше. И видел, что они ходили по краю крыши желая риска в этом «жутком подростковом возрасте» и орали, выдерживая равновесие. Птица царапала до крови тех, кому и в голову не приходило лезть на крышу. Так было день в день, час в час, минута в минуту.
Война была скрытой. Если можно обобщить, то война была со всем иллюзорным, вымышленным, взлелеянным иллюзиями. Птица действовала по-птичьи резко и по-женски коварно, хитро и успешно. Дела ее странно выглядели. И все же, если смотреть шире, в масштабе – то то, что она задумала продвигалось медленно-медленно, не смотря на постоянное действие ее сразу из трех-четырех направлений. Еще из-за частых и свирепых драк с другими синими птицами, которые, казалось бы, занимались тем же.
Саша ее раздражал. У него осталось три капли его воли, вернее, три крошечных микрона его воли. Он почти ничего не мог. Пытался только. Пытался притормаживать поток всего, что тек через него, пытался залезть ей в мозг, от чего левое глазное яблоко птицы чуть не вывернулось зрачком внутрь. В каких-то делах заражался излишним рвением, и вот нарушался баланс кровообращения у птицы.
У меня был Защитник. Его мне подарила Изида, когда я, одно время, сильно беспокоилась о безопасности. Дала мне его как-то сразу и строго, как мама дает ребенку что-то желаемое, и негромко говорит: «На, не реви». Он был похож на настоящую гориллу и еще немного на боксера Рея Мерсера и еще немного на игрушечную обезьяну – тугую черную и толстую из дерматина и искусственного меха, он был груб и чист, с немного грустным, наивным взглядом. Когда вспоминаешь его, то видишь его. Когда смотришь на него, то даже в голову не приходит, что с тобой что-то плохое может случиться, когда он рядом. И не случалось. И реально не могло случиться.
Я считала его большой драгоценностью, хотя редко вспоминала о нем. Он всегда был рядом, как правая сторона того слоя воздуха, который вокруг тела, всегда теплый, около полу сантиметра толщиной.
Птица знала очень много. Обо мне и о Защитнике, и о том, что я пытаюсь ее преследовать, после того, как она поглотила Сашу. Саша мне нужен был для созерцания. Я тогда так считала.
И вот мы с ней встретились. Она ела рыбу на крупнозернистом желтом песке океанского берега, понемногу клювом отдирая куски и посекундно вертя головой, чтобы смотреть по сторонам. Не такое уж и женское лицо у нее – я подумала – клюв есть. Хотя часто кажется, что это нос. Птица была большой, но на этом огромном пляже ее какой-то сутулый , серо-синий силуэт казался очень одиноким.
Она ела не больше минуты. А потом поднялась в воздух. Меня затмил восторг – как быстро и мощно, как точны движения. Но тут она как-то еле заметно сбилась с ритма и так же быстро стала возвращаться. Что-то с левым глазом. Опустившись на берег, птица немного шумно повозилась, и выцарапала себе глаз когтем. Потом она подлетела ко мне, и забрала у меня Защитника. Содрала с меня как одежду или как кожу. Воздух стал слишком холодным и жгучим, будто я рана под спиртом, но к вечеру боль постепенно утихла, и я стала замечать запахи кожей, и звуки всем телом. Эти ощущения навалились немного громковато и страшновато, и я как-то шатаясь, в поисках слонялась по берегу, пока не нашла маленький птичий глаз. Кровь на нем запеклась, и песок прилип, но я спрятала его в рот, кто знает от чего или от кого, потом проглотила.
Ну и что же? Когда я входила в океан, то было мало мыслей, одна пустота и желание вымыться, которое как-то странно наростало. Сквозь воду, развивая всё большую скорость, плыла день и ночь, впитывая захлёбываясь,упиваясь водой, желая вымыть глаза, мозг, внутренности, кости, ритм своей жизни, все чувства. До скрипа, до прозрачности. Я тотально промыла себя как простой формы тонкостенную трубу, и, выйдя на берег думаю «немного устала». Но когда мчалась в океане, я не знала, как 3 микрона его воли тихонько проникали мне в кровь, и, неспеша, занимали позиции – и нашли себе неплохое место в самом центре матки, и начали там жить. Оживать. И это получалось.
Потом тянулись месяцы. Девять безпамятных, тупых, блестящих, ослеплённых солнцем, лежачих месяца. Сначала я думала «немного устала». Все мои силы, всё электричество души уходило внутрь.
Я родила Сашу тоже в океане, как какая-то толстая неповоротливая дельфиниха. Начинало штормить, и меня немного швыряло волнами, вообщем всё это было довольно неуклюже, тревожно, но, потом, когда я с крохой выходила на берег, путаясь в волнах, впервые за девять месяцев я что-то ярко почувствовала. И это что-то было сияющее, я как-то даже не знала, что делать от счастья. Это хэппи-энд. С тех пор у нас всё было неплохо, а главное – мне было на кого внимательно смотреть.
• Можлива допомога "Майстерням"
Публікації з назвою одними великими буквами, а також поетичні публікації і((з з))бігами
не анонсуватимуться на головних сторінках ПМ (зі збігами, якщо вони таки не обов'язкові)
Про публікацію