ОСТАННІ НАДХОДЖЕННЯ
Авторський рейтинг від 5,25 (вірші)
Останні коментарі: сьогодні | 7 днів
Нові автори (Проза):
• Українське словотворення
• Усі Словники
• Про віршування
• Латина (рус)
• Дослівник до Біблії (Євр.)
• Дослівник до Біблії (Гр.)
• Інші словники
Авторський рейтинг від 5,25 (вірші)
2024.06.02
10:49
Півник заспівав в Єрусалимі,
І на вранішній отой тоненький спів
В пам’яті закукурікали півні понад Супоєм
У далекому тепер, як і літа, Яготині.
Не ідеї нас єднають з материнським краєм,
Не герої на баскім коні,
А сумне «кру-кру», неспішний постук дя
І на вранішній отой тоненький спів
В пам’яті закукурікали півні понад Супоєм
У далекому тепер, як і літа, Яготині.
Не ідеї нас єднають з материнським краєм,
Не герої на баскім коні,
А сумне «кру-кру», неспішний постук дя
2024.06.02
05:18
Молодецька бравада
І постава струнка
Залишились позаду,
Як і сила в руках.
Поховала їх старість,
Але, бачу, зате,
Що з’явилася скнарість
І зневіра росте.
І постава струнка
Залишились позаду,
Як і сила в руках.
Поховала їх старість,
Але, бачу, зате,
Що з’явилася скнарість
І зневіра росте.
2024.06.02
00:43
Ці очі кольору горіха
І губи з присмаком гріха -
Моя єдина в світі втіха.
Хай кажуть, що у ній пиха,
Що легковажна егоїстка.
Що бути з нею – то дурня.
І треба розгубити мізки,
Щоб так терзатися щодня.
І губи з присмаком гріха -
Моя єдина в світі втіха.
Хай кажуть, що у ній пиха,
Що легковажна егоїстка.
Що бути з нею – то дурня.
І треба розгубити мізки,
Щоб так терзатися щодня.
2024.06.02
00:34
Натхненно чекаючи світлого літа
Удвох, саме так, як в часи стародавні,
Життя розпочавши, чому б не сидіти
На парковій лавці у травні?
Тримавшись за руки, плекати надію...
Коли ледь за двадцять - це дуже можливо!
Ось сонце за обрієм вже червоніє...
Удвох, саме так, як в часи стародавні,
Життя розпочавши, чому б не сидіти
На парковій лавці у травні?
Тримавшись за руки, плекати надію...
Коли ледь за двадцять - це дуже можливо!
Ось сонце за обрієм вже червоніє...
2024.06.01
22:45
В пустелі на порепаній землі
Іду спокійно і шукаю смислів,
Яких не знайдеш у густій ріллі.
Шалена спека розтопила мислі.
У цій пустелі у самотині
Чи станеш ти іще одним пророком,
Який розтане десь у далині,
Іду спокійно і шукаю смислів,
Яких не знайдеш у густій ріллі.
Шалена спека розтопила мислі.
У цій пустелі у самотині
Чи станеш ти іще одним пророком,
Який розтане десь у далині,
2024.06.01
22:01
В слова раніш банальні "до" і "після"
Вернувся зразу початковий зміст,
Як тільки дикий смерч війни пронісся
Над сивим ранком зціпенілих міст .
У "до" залишив кожен того ранку
Все надбання раніш прожитих літ-
Хто захід свій, хто щемну мить с
Вернувся зразу початковий зміст,
Як тільки дикий смерч війни пронісся
Над сивим ранком зціпенілих міст .
У "до" залишив кожен того ранку
Все надбання раніш прожитих літ-
Хто захід свій, хто щемну мить с
2024.06.01
20:41
Лишити нині владу казнокраду –
оте не гірше за оксюморон
чи дати вдруге шанс тому, хто зрадив,
або убивці ще один патрон?
оте не гірше за оксюморон
чи дати вдруге шанс тому, хто зрадив,
або убивці ще один патрон?
2024.06.01
15:03
Коли життя земного половину
Спокійно перетнув я без турбот,
Зустрів раптово знижечку на ціну
Рашистського я джерела скорбот –
То пряник був із яблучним начинням,
Якого разом кинув я у рот.
Спокійно перетнув я без турбот,
Зустрів раптово знижечку на ціну
Рашистського я джерела скорбот –
То пряник був із яблучним начинням,
Якого разом кинув я у рот.
2024.06.01
09:22
Візьму абетку - літер країна.
Які - головні? Які - командири?
Звичайно, У - моя Україна.
Звичайно, М - буква Мами і Миру.
БЕТ
Знову лунає сирени набат -
Які - головні? Які - командири?
Звичайно, У - моя Україна.
Звичайно, М - буква Мами і Миру.
БЕТ
Знову лунає сирени набат -
2024.06.01
05:23
Душа закохана світліє
І молодіє від надій,
Що не пустими будуть мрії
В незмінній вірності своїй.
Вони, рожеві та блакитні,
Хмільні й цілющі, як бальзам, -
Тебе охоплюють помітно
Своїм гарячим почуттям.
І молодіє від надій,
Що не пустими будуть мрії
В незмінній вірності своїй.
Вони, рожеві та блакитні,
Хмільні й цілющі, як бальзам, -
Тебе охоплюють помітно
Своїм гарячим почуттям.
2024.06.01
00:17
Прошу тебе! Не помирай!" -
Слова відверті та безцінні,
Коли здається, що каміння
Востаннє вкрило небокрай.
Красива рятівна надіє,
Прошу тебе! Не помирай!
І не потрібен вогнеграй -
Слова відверті та безцінні,
Коли здається, що каміння
Востаннє вкрило небокрай.
Красива рятівна надіє,
Прошу тебе! Не помирай!
І не потрібен вогнеграй -
2024.06.01
00:04
Формула щастя в теперішнім світі проста.
Гроші-товар… І з коханням щось схоже, як звісно.
Так, особистого ніц, але це не біда.
Бізнес, дівчатка і хлопчики, все тільки бізнес.
В щире кохання повірять хіба в дитсадку.
То є казки, актуальні, можливо, в
Гроші-товар… І з коханням щось схоже, як звісно.
Так, особистого ніц, але це не біда.
Бізнес, дівчатка і хлопчики, все тільки бізнес.
В щире кохання повірять хіба в дитсадку.
То є казки, актуальні, можливо, в
2024.05.31
18:18
губи всихають
рельєфом скелястих гір
на шкірі рожевій
подих сплітається
з рухами грудної клітини
сльози-кришталь
стікають у море
мандрівниця в тісноті
рельєфом скелястих гір
на шкірі рожевій
подих сплітається
з рухами грудної клітини
сльози-кришталь
стікають у море
мандрівниця в тісноті
2024.05.31
10:49
Червня полуничний смак цілує сонце,
Ллються пахощі меліси, м*яти.
І малини аромати у долонях,
Трави поглядом небес прим*яті.
Подих літа із спекотної Трезени,
І думки у нас тепер синхронні,
Бо закоханість ураз біжить по венах,
Ллються пахощі меліси, м*яти.
І малини аромати у долонях,
Трави поглядом небес прим*яті.
Подих літа із спекотної Трезени,
І думки у нас тепер синхронні,
Бо закоханість ураз біжить по венах,
2024.05.31
09:13
Обмовитись словом; не більше рукостискань.
Найкраще не знати, ні хто він, ні звідки, ні пристань
З якої відправилось слово у море зітхань
Піднявши вітрило з малюнком сліпучого сонця.
Найкраще не знати яким він насправді був.
Найкраще не знати, ні хто він, ні звідки, ні пристань
З якої відправилось слово у море зітхань
Піднявши вітрило з малюнком сліпучого сонця.
Найкраще не знати яким він насправді був.
2024.05.31
05:53
Коли я чую: великий русский язык,
то розумію, які ми неповноцінні,
хтось просто, до болю, вторинним бути звик
і тягне у ярмо прийдешні покоління,
нате, їжте Єсеніна, Блока натще,
або ковтайте Бодрова збочені фільми.
Цікаво, що треба суспільству дати
Останні надходження: 7 дн | 30 дн | ...то розумію, які ми неповноцінні,
хтось просто, до болю, вторинним бути звик
і тягне у ярмо прийдешні покоління,
нате, їжте Єсеніна, Блока натще,
або ковтайте Бодрова збочені фільми.
Цікаво, що треба суспільству дати
Останні коментарі: сьогодні | 7 днів
Нові автори (Проза):
2024.05.20
2024.04.01
2024.02.08
2023.12.19
2023.11.15
2023.10.26
2023.07.27
• Українське словотворення
• Усі Словники
• Про віршування
• Латина (рус)
• Дослівник до Біблії (Євр.)
• Дослівник до Біблії (Гр.)
• Інші словники
Автори /
Мрія Поета (1976) /
Проза
Body-art
• Можлива допомога "Майстерням"
Публікації з назвою одними великими буквами, а також поетичні публікації і((з з))бігами
не анонсуватимуться на головних сторінках ПМ (зі збігами, якщо вони таки не обов'язкові)
Body-art
1
– Я не беру денег за это.
– Но я привыкла платить за работу,– она пыталась поймать ускользающий взгляд собеседника, однако он упорно смотрел мимо – на море за её спиной.
– Вы заплатите. Даже больше, чем можете предположить.
Она не успела набрать воздуха для ответа, а он уже улыбался, переведя серые искристые глаза на её лицо:
– О, нет, это не то, что Вы себе вообразили!
– Да откуда Вы…
– Знаю-знаю,– он откровенно дразнил её.
– Нахал! – подумала она возмущённо. Но к возмущению примешивалось любопытство. Ей это и нравилось, и тревожило. Когда-то, еще находясь в нимфеточном возрасте, она так разглядывала откровенные картинки в журнале старшего брата, неосторожно оставленном между картонками, на которых он рисовал своих вечных драконов.
– Солнце садится,– вернул к реальности его голос. От неожиданности она чуть вздрогнула и коснулась его плеча.
– Всё будет хорошо,– теперь он опять смотрел на неё, но не в глаза, а куда-то в район переносицы.
– Что Вы там ищите? Третий глаз?– она уже не скрывала раздражения.
– Сегодня в девять,– вместо ответа сказал он и ушёл, не прощаясь.
***
Отпуск заканчивался. Дина любила отдыхать в августе, когда народ уже разъезжается, а воздух наполнен обворожительной истомой ленности. Закапывалась в песке по самый рот, объявляя себя раком-отшельником. Дурачилась в воде, опускаясь почти у самого берега на руки и так приближаясь к суше, воображала себя доисторическим морским чудовищем, навсегда покидающим родную стихию. Муж, глядя на эти её забавки, только снисходительно улыбался и спрашивал: «Девочка, сколько тебе лет?» Она показывала ему язык, но не обижалась – привыкла. Как привыкла к самому мужу, к его серьезности и обстоятельности. Ей грех было жаловаться на него, да она и не жаловалась, просто жалела, что в их отношениях не было чего-то, названия чему она и сама толком не знала…
Три дня назад муж срочно уехал домой : «дела-дела, милая. Не скучай, через пару дней ты уже тоже поедешь». Первое, что она сделала,– нарушила заведенный им режим и правила. Спала до полудня, когда «нормальные люди уже возвращаются с моря»; ела яблоки вместе с качанами; впивалась в арбуз по самые ноздри и слизывала текущий по рукам сок; гладила всех проходящих мимо собак и разговаривала с воробьями.
Собственно, из-за воробьёв, увлекшись, она сегодня на набережной и налетела на этого странного парня. Странность заключалась в том, что он почему-то не смотрел ей в глаза, когда она, смущенно улыбаясь, что-то лепетала о своей невнимательности. Она запнулась и не нашла ничего умнее, чем спросить:
– Вы аутист?
Он рассмеялся и, мельком глянув на неё, ответил ещё более странно:
– Ну, наконец-то.
«Чокнутый»,– решила для себя Дина и уже хотела идти дальше, когда увидела небольшой мольберт рядом с парнем, на котором были выставлены несколько фотографий. Это был боди-арт: расписанные женские и мужские тела. Забыв о своём желании уйти, Дина спросила:
– Это Вы делаете? Вы художник?
– Угу. Можно сказать и так,– он опять смотрел как будто сквозь неё.
Стараясь не раздражаться, она рассматривала всё это буйство красок, змей, драконов, крестов и цветов, в которых тела растворялись, становясь только фоном.
– У Вас будет лучше,– прервал он молчание.
– А кто Вам сказал, что я…
– Да хотите Вы, хотите,– он опять улыбался, и эта самоуверенная улыбка взорвала её.
– А хочу, да! – Дина с вызовом посмотрела прямо ему в глаза.
– Вот и отлично,– спокойно, как будто он знал ответ загодя, ответил художник.– Вот Вам адрес,– и протянул визитку.
***
До девяти было ещё часа два, один из которых Дина провела в ванной. Сначала просто лежала в пене, балуясь и кидая белые клочья в резиновый коврик. Потом поднялась и наблюдала, как медленно сползает пена с её тела, оставляя пузырчатые островки. «Как Афродита»,– весело подумала она и рассмеялась. И наконец, подняв лицо, подставила его под теплые струи душа. Вода обволакивала её загорелое тело, прозрачные юркие ящерки проникали всюду, казалось, даже под кожу. Она увеличила напор и развернулась грудью. Соски набухли и затвердели.
– Но-но,– сказала она им строго.– Скоро вас закрасят, так что нечего тут!
Мысль о предстоящем будоражила её воображение. И в то же время она была абсолютна спокойна, откуда-то зная, что ей не причинят вреда.
Кирилл – так, судя по визитке, звали художника – жил почти у самого моря. Он сидел на открытой веранде, когда Дина подошла и села рядом. Несколько минут они молча слушали вечерний, уставший шёпот и вздохи волн. Потом он протянул ей руку и завёл в дом.
Мастерская была просторна и аскетична. Несколько подрамников в углу, круглый стол, закрытый холстом, на котором горкой лежали фрукты, большое зеркало без рамы, стоявшее просто на полу, узкая тахта. На самодельных деревянных полках – кисти-краски и несколько амфор разной величины.
– Вы увлекаетесь древней Грецией?– спросила Дина, чтобы нарушить молчание.
– О, да. Увлекаюсь. А Вы разве нет?
– Я мало что о ней знаю.
– Неужели? – Кирилл снова дразнил её.
– Послушайте, давайте уже начнём,– опять почему-то раздражаясь, буркнула Дина и изящным, змеиным движением выскользнула из сарафана.
– Богиня, как я и говорил,– тихо сказал Кирилл.
– Кому говорил? – Дина закрыла глаза, чтобы он не заметил её смущения.
– Неважно. Поднимите руки.
Она сложила руки в замок над головой и застыла. И хотя ожидала прикосновения кисти, но всё равно вздрогнула, ощутив на коже её влажный язык.
– Ну-ну, не надо так, Вы сейчас привыкнете.
Но дрожь не проходила, просто спряталась внутрь тела и оттуда медленно расползалась, как пятно. Чтобы как-то справиться с собой, Дина открыла глаза и посмотрела поверх головы Кирилла. На стене, прямо перед ней, висела картина, на которую она сначала не обратила внимания. Высокий холм, утонувший в зелени. Ярко-синее южное небо. И удивительной красоты храм. Высокие стройные белоснежные колонны, портики, кариатиды…
Внезапно Дину бросило в жар. Она беспомощно посмотрела на Кирилла, и тот, будто догадавшись, отложил краски и подвел ее к тахте.
– Сейчас станет легче,– сказал он почти шёпотом и протянул ей бокал. Темно-зеленая жидкость пахла мятой, сандалом и ещё чем-то душным и пряным.
– Что это, зачем?
– Это поможет,– мягко, но твёрдо сказал Кирилл и поднес напиток к её губам.
Голова закружилась одновременно с последним глотком. Дина откинулась на подушку и с уже нескрываемым испугом посмотрела на Кирилла. Его лицо двоилось, троилось и плыло по кругу.
– Назови своё имя,– услышала она, словно через вату. Дина попыталась сосредоточиться на глазах Кирилла, но они словно соединились в какую-то сверкающую сферу, от которой в мозгу вспыхнули и взорвались множество цветных кругов, пустившихся в безумный, хаотический танец…
2
– Ну, же, назови своё имя! Ты ведь не глухая?
От неожиданности она вскрикнула. Спрятавшись за колонну храма, она так увлеклась наблюдением за грозой, что не заметила, как к ней подошёл незнакомец.
– Дорсия,– смущенно ответила девушка.
– Хорошее имя, и тебе подходит. Ты действительно напоминаешь газель,– молодой человек смотрел на неё, не скрывая удовольствия, и его серые глаза с ореховыми искрами смеялись. Он снял хламис* и встряхнул его, потом покрутил головой, как собака после купания, и Дорсия взвизгнула: её лицо, плечи и хитон словно попали под душ.
– Только не говори, что ты просто прячешься от дождя в храме Афродиты,– юноша наклонился к Дорсии, играя фибулой** её хитона.
– Ты удивительно прозорлив, Кирос, сын Элиаса,– из глубины храма к ним приближалась молодая женщина в светло-голубом хитоне.
– А ты, как всегда, насмешлива, Аглая,– ответил Кирос, отпуская пряжку и улыбаясь.
– Дорсия пока только учится, но, судя по способностям, вскоре о ней заговорит не только Пафос, но и весь Кипр.
– Уверен, из тебя выйдет настоящая богиня,– Кирос посмотрел в глаза девушки долгим взглядом, от которого у Дорсии внутри ёкнуло.– Мы ещё встретимся, газель,– он снова улыбнулся и выбежал из храма.
***
Аглая, верная подруга и наставница, знала, о чём говорит. Дорсия обладала всем, что отличало гетер: острым, живым умом, внутренней раскрепощённостью и яркой, слегка дерзкой, красотой. Плюс потрясающей чувственностью. Да, конечно, в специальной школе им преподавали риторику, литературу, живопись, музыку, обучали искусству любви и флирта. Но именно Аглая помогала Дорсии достичь совершенства на практике: все эти уроки полувзгляда, полуоборота головы, наклона шеи, тембра голоса и многие другие «секреты» искусства владения мужчиной через искусство быть женщиной.
Сейчас Дорсия с нежностью вспоминала их частые разговоры.
– Ты неправильно ешь персик! – заметила однажды Аглая, когда они коротали вечер у фонтана в закрытом дворике храма.– Ты ешь его, как обычная женщина. А ты – не обычная, ты – гетера! Всё, что ты делаешь, должно быть эротично!
Она взяла двумя пальцами спелый плод и слегка надкусила шкурку. Потом осторожно и мягко начала губами снимать её, втягивая в рот. Покончив с этим, провела влажной, сочащейся мякотью по губам Дорсии, потом по своим. Маленькая капля сока застыла в уголке губ и начала скатываться. Дорсия почти бессознательно слизнула её с аглаиного подбородка…
Они тогда несколько увлеклись, но Дорсия была до сих пор благодарна Аглае за тот первый восхитительный опыт женской ласки.
Как в воду глядела Аглая – через несколько лет внимания Дорсии добивались многие. Она научилась не только дарить наслаждение, но и самой получать от этого наслаждение, находя в таком единстве гармонию. И поняла, что имела в виду Аглая, отправляясь в дальнее плавание к последнему персидскому царю и говоря ей: «Мысли эротично!». Её покровителями и друзьями были художники и философы, музыканты и поэты. Но любимцем оставался один – тот самый искроглазый Кирос, смутивший её когда-то у колонны храма…
Они встретились, как он и обещал. Это произошло весной, во время Афродисий***.
– Я принес тебе виноград, газель,– сказал он так, словно они расстались только вчера, а не почти год назад.
Подхватил её на руки и понёс в одну из многочисленных комнат храма. Там бережно опустил Дорсию на шелковую постель и достал из заплечной сумки виноградные гроздья.
– Куда?! – с нарочитой строгостью придержал её руку, когда она потянулась к ягодам.– Я сам буду тебя кормить.
Подразнил её несколько раз, держа виноградины так, чтобы она тянулась к ним губами, шеей, плечами. Потом выбрал крупную ягоду и, взяв ее в губы наполовину, наклонился к ней. Дорсия приняла игру: прихватив виноградину губами, потянула к себе. Когда их губы почти встретились, Кирос прижал ягоду зубами и засмеялся, глядя на попытки Дорсии облизать собственный подбородок.
– Давай лучше я,– прошептал он, расстегивая её легкий хитон…
Кирос набирал в ладони виноград и давил его прямо над её телом, наблюдая, как тёмный сок собирается в ложбинке под горлом, огибает тонкие ключицы, прокладывает себе путь по соскам, груди, животу, теряясь между ногами. Он собирал его губами, помогая себе языком там, где губы не доставали.
– Ты слишком нежен для воина,– сказала она ему потом.
– А для тебя? – он вдруг стал серьезен.
– Мне нравится,– она улыбнулась ему так, как научила её Аглая…
Прошло пять лет. Он всегда появлялся неожиданно. И она всякий раз находила новые шрамы на его мускулистом теле.
– Мой воин, ты не бережешь себя,– шептала она, запуская пальцы в его короткие волнистые волосы.
– Меня берегут воспоминания о тебе,– отвечал он, кладя ладонь корабликом на её грудь.– Ты моя персональная Афродита.
…Сегодня ей было очень тревожно. Словно какая-то хищная птица сжала когтями сердце и не отпускала. Кирос задерживался, и она не находила себе места. Наконец, он появился, запыхавшийся и взъерошенный.
– Мы завтра утром отплываем. Сын Филиппа идёт на Персию. У меня есть часа два,– и положил голову ей на колени.
Она молча гладила его склоненную голову, сильную шею, могучие плечи – потому что уже поняла причину своих страхов. И знала ответ. Но меньше всего ей хотелось, чтобы этот ответ знал и он. Пусть думает, что всё будет хорошо.
– Тогда пей,– Дорсия протянула ему чашу, сама взяла такую же.
– Что это? – удивился Кирос её решительности.
– Прекрасное дорийское вино. Тебе понравится.
Дорсия умолчала о нескольких каплях «напитка Кибелы»****, добавленного в вино. Она пользовалась им в исключительных случаях. Сейчас был как раз такой.
Он выпил залпом и раскинулся на покрывале из тончайшей козьей шерсти.
Она пила медленно, узнавая ощущение пламени, поднимающегося от живота к груди, обжигающего спину и шею. И с каждым глотком в ней всё сильнее просыпалось нечто первобытное, обострявшее ощущения до звона и раздвоения сознания.
– А я-то думал, что знаю тебя,– успел сказать Кирос перед тем, как утонуть вместе с ней в сладчайшем и диком омуте…
Никогда еще за свою жизнь он не испытывал такого. Это было поистине со-итие. С каждым движением он прорастал в ней невидимыми, но прочными нитями-травами, растворялся в её коже, в её нежнейших интимных мышцах, в её дрожи под его горячим телом. Он словно присутствовал при рождении какого-то нового существа, и сам рождался при этом.
Она была словно между реальностями. где-то в другом измерении. Ощущала его, прижимавшегося к ней, ощущала каждое движение его в себе. Она вошла в его ритм, и это было похоже на приливы океана. Потом волна откатывалась, забирая с собой остатки сознания. А там, в ее глубине, рождался стон, который поднимался к горлу, продираясь через судороги...
3
Дина выгнулась дугой и открыла глаза. Она не помнила за собой оргазма такой силы и продолжительности. Да ещё во сне. Полежав некоторое время в приятной истоме, осторожно оглянулась.
Мастерская была пуста. Лёгкий ветер заигрывал с тонкой занавеской, впуская в комнату ласковое утреннее солнце. Дина встала, потянулась и увидела себя в зеркале. Её тело покрывали диковинные цветы, невиданные растения, чьи стебли напоминали руны и оплетали сиявшую золотом большую букву А посреди живота.
Она подошла к столу. На нем лежали виноград и персики. Дина взяла один, поднесла к лицу, вдохнула нежный душный аромат, надкусила шкурку, потянула ее губами.
И засмеялась так, как умеют смеяться только счастливые женщины.
– Я не беру денег за это.
– Но я привыкла платить за работу,– она пыталась поймать ускользающий взгляд собеседника, однако он упорно смотрел мимо – на море за её спиной.
– Вы заплатите. Даже больше, чем можете предположить.
Она не успела набрать воздуха для ответа, а он уже улыбался, переведя серые искристые глаза на её лицо:
– О, нет, это не то, что Вы себе вообразили!
– Да откуда Вы…
– Знаю-знаю,– он откровенно дразнил её.
– Нахал! – подумала она возмущённо. Но к возмущению примешивалось любопытство. Ей это и нравилось, и тревожило. Когда-то, еще находясь в нимфеточном возрасте, она так разглядывала откровенные картинки в журнале старшего брата, неосторожно оставленном между картонками, на которых он рисовал своих вечных драконов.
– Солнце садится,– вернул к реальности его голос. От неожиданности она чуть вздрогнула и коснулась его плеча.
– Всё будет хорошо,– теперь он опять смотрел на неё, но не в глаза, а куда-то в район переносицы.
– Что Вы там ищите? Третий глаз?– она уже не скрывала раздражения.
– Сегодня в девять,– вместо ответа сказал он и ушёл, не прощаясь.
***
Отпуск заканчивался. Дина любила отдыхать в августе, когда народ уже разъезжается, а воздух наполнен обворожительной истомой ленности. Закапывалась в песке по самый рот, объявляя себя раком-отшельником. Дурачилась в воде, опускаясь почти у самого берега на руки и так приближаясь к суше, воображала себя доисторическим морским чудовищем, навсегда покидающим родную стихию. Муж, глядя на эти её забавки, только снисходительно улыбался и спрашивал: «Девочка, сколько тебе лет?» Она показывала ему язык, но не обижалась – привыкла. Как привыкла к самому мужу, к его серьезности и обстоятельности. Ей грех было жаловаться на него, да она и не жаловалась, просто жалела, что в их отношениях не было чего-то, названия чему она и сама толком не знала…
Три дня назад муж срочно уехал домой : «дела-дела, милая. Не скучай, через пару дней ты уже тоже поедешь». Первое, что она сделала,– нарушила заведенный им режим и правила. Спала до полудня, когда «нормальные люди уже возвращаются с моря»; ела яблоки вместе с качанами; впивалась в арбуз по самые ноздри и слизывала текущий по рукам сок; гладила всех проходящих мимо собак и разговаривала с воробьями.
Собственно, из-за воробьёв, увлекшись, она сегодня на набережной и налетела на этого странного парня. Странность заключалась в том, что он почему-то не смотрел ей в глаза, когда она, смущенно улыбаясь, что-то лепетала о своей невнимательности. Она запнулась и не нашла ничего умнее, чем спросить:
– Вы аутист?
Он рассмеялся и, мельком глянув на неё, ответил ещё более странно:
– Ну, наконец-то.
«Чокнутый»,– решила для себя Дина и уже хотела идти дальше, когда увидела небольшой мольберт рядом с парнем, на котором были выставлены несколько фотографий. Это был боди-арт: расписанные женские и мужские тела. Забыв о своём желании уйти, Дина спросила:
– Это Вы делаете? Вы художник?
– Угу. Можно сказать и так,– он опять смотрел как будто сквозь неё.
Стараясь не раздражаться, она рассматривала всё это буйство красок, змей, драконов, крестов и цветов, в которых тела растворялись, становясь только фоном.
– У Вас будет лучше,– прервал он молчание.
– А кто Вам сказал, что я…
– Да хотите Вы, хотите,– он опять улыбался, и эта самоуверенная улыбка взорвала её.
– А хочу, да! – Дина с вызовом посмотрела прямо ему в глаза.
– Вот и отлично,– спокойно, как будто он знал ответ загодя, ответил художник.– Вот Вам адрес,– и протянул визитку.
***
До девяти было ещё часа два, один из которых Дина провела в ванной. Сначала просто лежала в пене, балуясь и кидая белые клочья в резиновый коврик. Потом поднялась и наблюдала, как медленно сползает пена с её тела, оставляя пузырчатые островки. «Как Афродита»,– весело подумала она и рассмеялась. И наконец, подняв лицо, подставила его под теплые струи душа. Вода обволакивала её загорелое тело, прозрачные юркие ящерки проникали всюду, казалось, даже под кожу. Она увеличила напор и развернулась грудью. Соски набухли и затвердели.
– Но-но,– сказала она им строго.– Скоро вас закрасят, так что нечего тут!
Мысль о предстоящем будоражила её воображение. И в то же время она была абсолютна спокойна, откуда-то зная, что ей не причинят вреда.
Кирилл – так, судя по визитке, звали художника – жил почти у самого моря. Он сидел на открытой веранде, когда Дина подошла и села рядом. Несколько минут они молча слушали вечерний, уставший шёпот и вздохи волн. Потом он протянул ей руку и завёл в дом.
Мастерская была просторна и аскетична. Несколько подрамников в углу, круглый стол, закрытый холстом, на котором горкой лежали фрукты, большое зеркало без рамы, стоявшее просто на полу, узкая тахта. На самодельных деревянных полках – кисти-краски и несколько амфор разной величины.
– Вы увлекаетесь древней Грецией?– спросила Дина, чтобы нарушить молчание.
– О, да. Увлекаюсь. А Вы разве нет?
– Я мало что о ней знаю.
– Неужели? – Кирилл снова дразнил её.
– Послушайте, давайте уже начнём,– опять почему-то раздражаясь, буркнула Дина и изящным, змеиным движением выскользнула из сарафана.
– Богиня, как я и говорил,– тихо сказал Кирилл.
– Кому говорил? – Дина закрыла глаза, чтобы он не заметил её смущения.
– Неважно. Поднимите руки.
Она сложила руки в замок над головой и застыла. И хотя ожидала прикосновения кисти, но всё равно вздрогнула, ощутив на коже её влажный язык.
– Ну-ну, не надо так, Вы сейчас привыкнете.
Но дрожь не проходила, просто спряталась внутрь тела и оттуда медленно расползалась, как пятно. Чтобы как-то справиться с собой, Дина открыла глаза и посмотрела поверх головы Кирилла. На стене, прямо перед ней, висела картина, на которую она сначала не обратила внимания. Высокий холм, утонувший в зелени. Ярко-синее южное небо. И удивительной красоты храм. Высокие стройные белоснежные колонны, портики, кариатиды…
Внезапно Дину бросило в жар. Она беспомощно посмотрела на Кирилла, и тот, будто догадавшись, отложил краски и подвел ее к тахте.
– Сейчас станет легче,– сказал он почти шёпотом и протянул ей бокал. Темно-зеленая жидкость пахла мятой, сандалом и ещё чем-то душным и пряным.
– Что это, зачем?
– Это поможет,– мягко, но твёрдо сказал Кирилл и поднес напиток к её губам.
Голова закружилась одновременно с последним глотком. Дина откинулась на подушку и с уже нескрываемым испугом посмотрела на Кирилла. Его лицо двоилось, троилось и плыло по кругу.
– Назови своё имя,– услышала она, словно через вату. Дина попыталась сосредоточиться на глазах Кирилла, но они словно соединились в какую-то сверкающую сферу, от которой в мозгу вспыхнули и взорвались множество цветных кругов, пустившихся в безумный, хаотический танец…
2
– Ну, же, назови своё имя! Ты ведь не глухая?
От неожиданности она вскрикнула. Спрятавшись за колонну храма, она так увлеклась наблюдением за грозой, что не заметила, как к ней подошёл незнакомец.
– Дорсия,– смущенно ответила девушка.
– Хорошее имя, и тебе подходит. Ты действительно напоминаешь газель,– молодой человек смотрел на неё, не скрывая удовольствия, и его серые глаза с ореховыми искрами смеялись. Он снял хламис* и встряхнул его, потом покрутил головой, как собака после купания, и Дорсия взвизгнула: её лицо, плечи и хитон словно попали под душ.
– Только не говори, что ты просто прячешься от дождя в храме Афродиты,– юноша наклонился к Дорсии, играя фибулой** её хитона.
– Ты удивительно прозорлив, Кирос, сын Элиаса,– из глубины храма к ним приближалась молодая женщина в светло-голубом хитоне.
– А ты, как всегда, насмешлива, Аглая,– ответил Кирос, отпуская пряжку и улыбаясь.
– Дорсия пока только учится, но, судя по способностям, вскоре о ней заговорит не только Пафос, но и весь Кипр.
– Уверен, из тебя выйдет настоящая богиня,– Кирос посмотрел в глаза девушки долгим взглядом, от которого у Дорсии внутри ёкнуло.– Мы ещё встретимся, газель,– он снова улыбнулся и выбежал из храма.
***
Аглая, верная подруга и наставница, знала, о чём говорит. Дорсия обладала всем, что отличало гетер: острым, живым умом, внутренней раскрепощённостью и яркой, слегка дерзкой, красотой. Плюс потрясающей чувственностью. Да, конечно, в специальной школе им преподавали риторику, литературу, живопись, музыку, обучали искусству любви и флирта. Но именно Аглая помогала Дорсии достичь совершенства на практике: все эти уроки полувзгляда, полуоборота головы, наклона шеи, тембра голоса и многие другие «секреты» искусства владения мужчиной через искусство быть женщиной.
Сейчас Дорсия с нежностью вспоминала их частые разговоры.
– Ты неправильно ешь персик! – заметила однажды Аглая, когда они коротали вечер у фонтана в закрытом дворике храма.– Ты ешь его, как обычная женщина. А ты – не обычная, ты – гетера! Всё, что ты делаешь, должно быть эротично!
Она взяла двумя пальцами спелый плод и слегка надкусила шкурку. Потом осторожно и мягко начала губами снимать её, втягивая в рот. Покончив с этим, провела влажной, сочащейся мякотью по губам Дорсии, потом по своим. Маленькая капля сока застыла в уголке губ и начала скатываться. Дорсия почти бессознательно слизнула её с аглаиного подбородка…
Они тогда несколько увлеклись, но Дорсия была до сих пор благодарна Аглае за тот первый восхитительный опыт женской ласки.
Как в воду глядела Аглая – через несколько лет внимания Дорсии добивались многие. Она научилась не только дарить наслаждение, но и самой получать от этого наслаждение, находя в таком единстве гармонию. И поняла, что имела в виду Аглая, отправляясь в дальнее плавание к последнему персидскому царю и говоря ей: «Мысли эротично!». Её покровителями и друзьями были художники и философы, музыканты и поэты. Но любимцем оставался один – тот самый искроглазый Кирос, смутивший её когда-то у колонны храма…
Они встретились, как он и обещал. Это произошло весной, во время Афродисий***.
– Я принес тебе виноград, газель,– сказал он так, словно они расстались только вчера, а не почти год назад.
Подхватил её на руки и понёс в одну из многочисленных комнат храма. Там бережно опустил Дорсию на шелковую постель и достал из заплечной сумки виноградные гроздья.
– Куда?! – с нарочитой строгостью придержал её руку, когда она потянулась к ягодам.– Я сам буду тебя кормить.
Подразнил её несколько раз, держа виноградины так, чтобы она тянулась к ним губами, шеей, плечами. Потом выбрал крупную ягоду и, взяв ее в губы наполовину, наклонился к ней. Дорсия приняла игру: прихватив виноградину губами, потянула к себе. Когда их губы почти встретились, Кирос прижал ягоду зубами и засмеялся, глядя на попытки Дорсии облизать собственный подбородок.
– Давай лучше я,– прошептал он, расстегивая её легкий хитон…
Кирос набирал в ладони виноград и давил его прямо над её телом, наблюдая, как тёмный сок собирается в ложбинке под горлом, огибает тонкие ключицы, прокладывает себе путь по соскам, груди, животу, теряясь между ногами. Он собирал его губами, помогая себе языком там, где губы не доставали.
– Ты слишком нежен для воина,– сказала она ему потом.
– А для тебя? – он вдруг стал серьезен.
– Мне нравится,– она улыбнулась ему так, как научила её Аглая…
Прошло пять лет. Он всегда появлялся неожиданно. И она всякий раз находила новые шрамы на его мускулистом теле.
– Мой воин, ты не бережешь себя,– шептала она, запуская пальцы в его короткие волнистые волосы.
– Меня берегут воспоминания о тебе,– отвечал он, кладя ладонь корабликом на её грудь.– Ты моя персональная Афродита.
…Сегодня ей было очень тревожно. Словно какая-то хищная птица сжала когтями сердце и не отпускала. Кирос задерживался, и она не находила себе места. Наконец, он появился, запыхавшийся и взъерошенный.
– Мы завтра утром отплываем. Сын Филиппа идёт на Персию. У меня есть часа два,– и положил голову ей на колени.
Она молча гладила его склоненную голову, сильную шею, могучие плечи – потому что уже поняла причину своих страхов. И знала ответ. Но меньше всего ей хотелось, чтобы этот ответ знал и он. Пусть думает, что всё будет хорошо.
– Тогда пей,– Дорсия протянула ему чашу, сама взяла такую же.
– Что это? – удивился Кирос её решительности.
– Прекрасное дорийское вино. Тебе понравится.
Дорсия умолчала о нескольких каплях «напитка Кибелы»****, добавленного в вино. Она пользовалась им в исключительных случаях. Сейчас был как раз такой.
Он выпил залпом и раскинулся на покрывале из тончайшей козьей шерсти.
Она пила медленно, узнавая ощущение пламени, поднимающегося от живота к груди, обжигающего спину и шею. И с каждым глотком в ней всё сильнее просыпалось нечто первобытное, обострявшее ощущения до звона и раздвоения сознания.
– А я-то думал, что знаю тебя,– успел сказать Кирос перед тем, как утонуть вместе с ней в сладчайшем и диком омуте…
Никогда еще за свою жизнь он не испытывал такого. Это было поистине со-итие. С каждым движением он прорастал в ней невидимыми, но прочными нитями-травами, растворялся в её коже, в её нежнейших интимных мышцах, в её дрожи под его горячим телом. Он словно присутствовал при рождении какого-то нового существа, и сам рождался при этом.
Она была словно между реальностями. где-то в другом измерении. Ощущала его, прижимавшегося к ней, ощущала каждое движение его в себе. Она вошла в его ритм, и это было похоже на приливы океана. Потом волна откатывалась, забирая с собой остатки сознания. А там, в ее глубине, рождался стон, который поднимался к горлу, продираясь через судороги...
3
Дина выгнулась дугой и открыла глаза. Она не помнила за собой оргазма такой силы и продолжительности. Да ещё во сне. Полежав некоторое время в приятной истоме, осторожно оглянулась.
Мастерская была пуста. Лёгкий ветер заигрывал с тонкой занавеской, впуская в комнату ласковое утреннее солнце. Дина встала, потянулась и увидела себя в зеркале. Её тело покрывали диковинные цветы, невиданные растения, чьи стебли напоминали руны и оплетали сиявшую золотом большую букву А посреди живота.
Она подошла к столу. На нем лежали виноград и персики. Дина взяла один, поднесла к лицу, вдохнула нежный душный аромат, надкусила шкурку, потянула ее губами.
И засмеялась так, как умеют смеяться только счастливые женщины.
_________________
* Хламис – небольшой плащ овальной или полукруглой формы, который накидывали на спину и плечи, скалывая на груди пряжкой. Его предпочитали юноши и воины.
** Фибула – пряжка, которой закалывали на плечах хитон.
*** Афродисии – мистерии, праздник в честь Афродиты, когда всем участникам предоставлялась полная свобода сексуальных действий.
**** Кибела (греч. Κυβέλη, лат. Cybele), Цибела, иногда Кибеба (греч. Κυβήβη) — в древнегреческой мифологии богиня, имеющая фригийские корни. Известна также под именами: Кивева, Диндимена, Идейская мать, Великая Мать богов.
• Текст твору редагувався.
Дивитись першу версію.
Дивитись першу версію.
Найвища оцінка | Іван Гентош | 6 | Майстер-клас / Майстер-клас |
Найнижча оцінка | Яфинка Незабудка | 5.5 | Майстер-клас / Любитель поезії |
• Можлива допомога "Майстерням"
Публікації з назвою одними великими буквами, а також поетичні публікації і((з з))бігами
не анонсуватимуться на головних сторінках ПМ (зі збігами, якщо вони таки не обов'язкові)
Про публікацію