Часть Седьмая. Тохтамыш и его время

212. Ветры с Запада и Востока. 213. Роковое мгновение. 214. Гибель, и еще раз гибель. 215. Размышление о традиции.

212. Ветры с Запада и Востока

"Покорность", изъявленная ханом Темир-Кутлугом эмиру Тимуру, не спасла его от беды. Храбрые и упорные темники, выходцы из Синей орды, не могли радоваться тому, что их ханом стал тимуровский офицер, потомок их давнего врага Урус-хана, заключивший мир с жестоким победителем, разграбившим их юрты и скот и угнавшим в неволю их жен и дочерей. Прошел год... и возник заговор. В 1398 г. темники, опираясь на верные войска, пригласили на престол Тохтамыша, который немедленно оповестил мир о том, что он является единым правителем государства. Темир-Кутлуг бежал за Урал и там, в Белой орде, обрел себе помощь среди врагов Синей орды, а также поддержку Едигея, заклятого врага Тохтамыша. Последнему снова пришлось бежать, и зимой 1398/99 г. он оказался в Киеве, в гостях у великого князя Литвы и Руси Витовта.

Витовт в это время был одержим идеей объединения всей Восточной Европы в единое государство под своей властью. Смоленском он овладел уже в 1395 г., но затем началась война с Рязанью, ибо князь Олег поддержал национальную партию в Смоленске. В 1398 г. Витовт победил, но жестокие расправы над русскими вызвали в ответ не ужас, а волю к защите. Смоленск снова и снова восставал против Литвы, Москва изготовилась к войне, тверской князь Михаил заключил с московским князем Василием оборонительный союз "на татар, на Литву, на немцев и ляхов"[1]. И все же Литва была сильнее России.

У Московского княжества не было союзников: ни искренних, ни корыстных. Искренними следует считать членов своего суперэтноса. Для уходящей Руси и рождающейся России друзьями были православные: греки, болгары, сербы, грузины, валахи. К сожалению, в 1385 г. турки взяли Софию, в 1389 г. победили сербов на Косовом поле, после чего через год оккупировали Болгарию, а с 1394 г. началась блокада Константинополя. В эти же годы (1386-1403) Тимур рядом походов обескровил Грузию. Искренних друзей не осталось, пришлось прибегать к помощи корыстных.

Латиняне, как именовали западноевропейских католиков, тоже страдали от турок, вытеснивших каталонцев из Средней Греции, но сила Европы была велика, и папский престол нацелил ее на спасение Константинополя, полагая, что этой ценой купит воссоединение восточной церкви с Римом.

Наиболее сильным и энергичным среди государей Европы был Сигизмунд, король венгерский и богемский. Он возглавил крестовый поход против турок в 1396 г. Карл VI послал на помощь Сигизмунду маршала Бусико, графа д'Эсского, графа Неверского, 1 тыс. рыцарей и 6 тыс. наемников. Из Германии пришли подкрепления под началом приора иоаннитов и других вельмож. В пути к 100-тысячному крестоносному войску присоединились валахи, и под Никополем (в Сербии) все это было наголову разбито турками, которых поддержали сербы, опасавшиеся Запада больше, чем мусульманского Востока. Корыстные "друзья" были опаснее врагов. Этническая система растущей пассионарности победила систему, стоявшую на рубеже надлома. Казалось бы, у Москвы было меньше шансов, чем у ее соседей. В 1353 г. по московской земле прокатилась чума, в 1380 г. произошло страшное кровопролитие на поле Куликовом, а в 1382 г. было похоронено 24 тыс. москвичей, зарубленных татарами. Откуда было взяться силам? Традиционная историография ответа не дает.

Обратимся к этнологии. Сила этноса прямо пропорциональна количеству пассионариев и обратно пропорциональна числу субпассионариев. Значит, как умножение пассионариев, так и сокращение субпассионариев дает одинаковый результат.

"Черная смерть" косила тех и других, но она "гостила" недолго. После эпидемии люди, потерявшие близких, были в шоке, но среди пассионариев реадаптация шла быстрее; они восстанавливали семьи и хозяйство, а субпассионарии оплакивали свою судьбу.

Bo время любой битвы конница рубит только бегущих. Когда на широком Куликовом поле погиб передовой полк и "москвичи, яко непривычны к бою, побежаху", то ясы, касоги и ногаи гнались за ними. Те же, кто собирался в "ежики" и защищался, имели больше шансов на спасение, а засадный полк почти не имел потерь. И наконец, в августе 1382 г. воины отдыхали в деревнях; тот же, кто оставался в Москве, старался выбраться, а не напиться граблеными медами. Они-то и уцелели. Так процент субпассионариев естественным образом снизился, и резистентность Московского княжества возросла настолько, что Витовт ограничился взятием Смоленска в 1395 г. и заключил мир с Василием I.

Но, несмотря на явное усиление, Василий Дмитриевич не порывал союза с Тохтамышем, ибо этот барьер разделял Россию с главным и страшным врагом - Тимуром, возродившим угасавшую культуру мусульманского суперэтноса. А призрак покойника всегда страшен, будь то призрак человека или суперэтноса.

И вот Тохтамыш не только разбит - такая беда может приключиться с кем угодно, но хуже того - он изменил вековой традиции союза Орды и Руси. Ведь только благодаря русской доблести он усидел на золотом престоле Сарая и без пролития татарской крови избавился от узурпатора Мамая. Русский город Елец был разрушен и разграблен. И вот Тохтамыш договаривается с Витовтом и предает ему белокаменную Москву!

Но, с другой стороны: враг Тохтамыша хан Темир-Кутлуг и его друг Едигей- ставленники страшного Тимура, который может сотворить больше бед, чем Витовт и Тохтамыш. Что мог сделать великий князь Василий Дмитриевич? Только одно - выжить! И судьба, т.е. историческая закономерность, спасла Россию.
213. РОКОВОЕ МГНОВЕНИЕ

Встретившись в Киеве, князь и хан нашли общий язык. Тохтамыш уступил Витовту права на Русь, а Витовт обещал помочь Тохтамышу вернуться в Сарай, чтобы потом жить в мире и дружбе. Осуществлению этого проекта мешали только Темир-Кутлуг и Едигей, которых надо было выгнать из Сарая, что представлялось несложным, потому что Тимур в 1398 г. увел своих ветеранов в Индию, а оттуда год спустя - в Грузию, Сирию и Ирак. Только в этих богатых странах "солдатский император" мог рассчитывать на обильную добычу, чтобы расплатиться с собственными воинами. В Сибири такие средства собрать было невозможно, а вести измотанное боями и переходами войско на Русь было слишком рискованно. Поэтому Темир-Кутлуг и Едигей были предоставлены своей судьбе, а великий князь Василий Дмитриевич вообще оставлен без внимания и пребывал в нейтралитете. Ничего другого ему не оставалось, так как для православной Москвы католический и мусульманский суперэтносы были равно враждебны, а сибиряк Тохтамыш оказался изменником.

Темир-Кутлуг не мог не ощущать нестойкость своего престола. Сторонников Тохтамыша в Поволжье было много, и если бы он вернулся на берега Волги с мощным литовским союзником, то они бы охотно сбросили марионеточного хана, участвовавшего в разгроме их страны. Поэтому Темир-Кутлуг применил тимуровскую стратегию: он повел свое небольшое войско на Днепр, условившись с Едигеем о встрече перед решающей битвой.

Витовт отнесся к предполагаемой операции с полным вниманием и предусмотрительностью. Литовско-белорусское войско было усилено польской шляхтой и отрядом немецких рыцарей из Пруссии. Всего около 100 тыс. воинов. Бунчуки сибирских татар, прибывших в Литву с Тохтамышем, терялись в общей массе стягов, знамен и рыцарских значков. Однако только татары представляли возможности своих противников.

Темир-Кутлуг послал Витовту ультиматум: "Выдай мне беглого Тохтамыша! Он мой враг, не могу оставаться в покое, зная, что он жив и у тебя живет, потому что изменчива жизнь наша: нынче хан, а завтра беглец, нынче богат, а завтра нищий, нынче много друзей, а завтра все враги. Я боюсь и своих, не только что чужих, а хан Тохтамыш чужой мне и враг мой, да еще злой враг; так выдай мне его, а что ни есть около его, то все тебе"[2]. Витовт отказал и встретил татарского хана на берегу Ворсклы.

Темир-Кутлуг снова вступил в переговоры: "Зачем ты на меня пошел? Я твоей земли не брал, ни городов, ни сел твоих"[3]. Витовт потребовал полной покорности, угрожая предать мечу всю Орду.

Витовт, уже объявивший себя "великим князем Литвы и Руси", был так уверен в превосходстве своих сил, что поддался на удочку Темир-Кутлуга и затянул переговоры. А за это время успели подойти войска Едигея, и сразу все изменилось. Едигей потребовал у Витовта свидания и заявил ему: "Князь храбрый! Наш хан не мог не признать тебя старшим братом, так как ты старше его годами. Но в свою очередь ты моложе меня. Поэтому будет правильно, если ты изъявишь мне покорность, обяжешься платить мне дань и на деньгах литовских будешь изображать мою печать".

Витовт вспыхнул, и 12 августа 1399 г. литовские войска под прикрытием артиллерийского огня перешли на левый берег Ворсклы. Но пушки и пищали оказались в широкой степи малоэффективны. Зато литовская конница стала теснить строй татар Едигея.

Тому этого и надо было. Он сдерживал расстроенные полки Витовта ровно столько времени, сколько понадобилось Темир-Кутлугу для того, чтобы обойти литовцев с фланга и ударить по тылам. В литовском войске возникла паника. Первым с поля боя бежал Тохтамыш, хорошо усвоивший неодолимость тимуровской тактики. Он-то знал, что Темир-Кутлуг и Едигей были учениками Тимура. Затем бежал пан Щурковский, громче всех требовавший татарской крови. Витовта вывел в глухой лес казак Мамай, один из потомков знаменитого темника. В лесу они блуждали три дня, пока Витовт не обещал своему проводнику княжеский титул и урочище Глину. Тот немедленно нашел дорогу... и ему должны быть за это благодарны его потомки. В том числе Иван IV Грозный.

А на берегах Ворсклы шло жуткое побоище. Татары рубили несопротивлявшихся литовцев, поляков, немцев и русских. Те бежали 500 верст, до самого Киева, а потом татары, рассеявшись отрядами, истребляли людей вплоть до Луцка. В числе убитых было свыше 20 князей[4].

Рыцарский Запад, оснащенный самой новой военной техникой, вторично пал перед Востоком, абсорбировавшим как испытанную монгольскую пассионарность - в Орде, так и новую - в Турецком султанате, сломавшую крестоносцев под Никополем. Турецкая угроза на Балканах связала руки каталонским пиратам, французским феодалам, венецианским и генуэзским негоциантам, пытавшимся сделать из Древней Эллады колонию, и Венгерскому королевству, оплоту католической Европы на юго-востоке. Литва была настолько ослаблена, что в 1401 г. по акту Виленской унии согласилась на включение ее в королевство Польское[5]. Грандиозные замыслы Витовта были опрокинуты "силой вещей" - исторической закономерностью, причем все "осколки" Древней Руси были опустошены татарскими набегами. Собственно говоря, 1399 год можно считать концом древнерусского этногенеза, как падение Константинополя в 1453 г. - византийского. От побоища на Ворскле выиграла только Москва, получившая необходимую ей передышку. Но почему не воспользовались своей победой татары?
214. ГИБЕЛЬ, И ЕЩЕ РАЗ ГИБЕЛЬ

Ника - жестокая богиня: даруя успех, она требует воздаяния. Правда, победителей не судят, но зато их убивают. Так умер Темир-Кутлуг в год своей победы.

Но почему? Ведь это был воин в расцвете сил. Здоровый, умный, любезный своему народу. Сведения о его смерти очень туманны. Только Шереф ад-Дин в "Книге побед" написал, что "человек бунтуется, когда видит, что разбогател". Как может "бунтоваться" правитель суверенной державы? Ведь он был популярным ханом, ибо его поддержали в 1398 г., когда Тохтамыш пытался вернуть себе власть в Сарае, и тогда, когда воины Белой орды схватились с рыцарством Литвы, Польши и Тевтонского ордена. Кому стал неугоден хан-победитель?

Шереф ад-Дин поясняет: Темир-Кутлуг "проявил неблагодарность и совершил неприязненные действия, теперь умер... и улус его в беспорядке"[6]. Шереф ад-Дин прославлял Тимура и писал с его позиций. Степняки не любили Тимура и защищались от него как могли. Следовательно, у Темир-Кутлуга был выбор между милостью союзного правителя и симпатией своего народа. Видимо, он выбрал свой народ... и погиб. А мурза Едигей сохранил верность Тимуру... и стал правителем улуса Джучиева, посадив на золотой престол юного Шадибека, брата погибшего. Этого мальчика не тронула агентура Тимура, и Шадибек пережил своего страшного соседа, умершего в 1405 г. Но это еще не все.

Когда весть о смерти Тимура и распаде его державы достигла берегов Волги, правительство хана Шадибека вернулось к традиционной политической линии Золотой Орды - тесному союзу с Великим княжеством Московским, за последние годы весьма усилившимся. Главный враг Москвы Василий Кирдяпа умер в Городце в 1403 г.[7], а его брат Семен, "добиваясь своей отчины, 8 лет служил в Орде, не почивая и много труда претерпе, своего пристанища не зная и не обретая покоя ногами своими, ине успе ничтоже"[8]. Суздальско-Нижегородское княжество перестало существовать, а вместе с покоренной территорией Москве досталось поволжское купечество с унаследованными от киевских времен торговыми путями, рынками и формами товарообмена.

Мощный соперник Москвы Олег Рязанский обратил свой военный талант против Литвы и в 1401 г. отвоевал у Витовта Смоленск для своего зятя Юрия Святославича, казнив бояр-литофилов [9]. Но уже на следующий год Семен Ольгердович разбил рязанские войска у Любутска. Потрясение было сильным; Олег Иванович скончался, к счастью, дома и был погребен в семейном склепе в 1402 г. После его смерти Рязань уже не была соперницей Москвы.

Витовт, окрыленный успехом, двинулся на Москву, но Шадибек прислал Василию I помощь, и, когда в 1406 г. оба войска сошлись на р. Плаве (около Тулы), Витовт, видимо вспомнив Ворсклу, отступил без боя[10]. Союз Орды и Москвы снова оправдал себя.

Тем временем Тохтамыш, ставший из государя беком, а скорее багатуром, нашел применение своим способностям. Он, как теперь принято говорить, вернулся к уровню своей компетенции. Увидев своим опытным оком, что сулит битва рыцарей с гулямами тимуровской выучки, Тохтамыш вывел свой отряд с берегов Ворсклы еще до сражения и без потерь привел его в родное Заволжье. Зауральские татары его поддержали, это позволило ему дождаться кончины Тимура, бояться коего было не зазорно.

Узнав о развале тимуровской державы и распрях между Тимуридами, Тохтамыш попытался взять Сарай, но был отброшен Шадибеком к низовьям Тобола и там убит.

Шадибек показал себя толковым правителем и полководцем. Поэтому, едва превратившись из юноши в зрелого мужа... он "умер", а на его место Едигей возвел ребенка, сына Темир-Кутлуга, Пулада, который в свою очередь был свергнут в 1410 г. Дальнейшее перечисление цареубийств и распрей нецелесообразно. Ясно, что единство Орды было потеряно, что татарский этнос рассыпался, что верным тимуровской традиции остался только Едигей, захвативший Черноморское побережье и совершивший губительные набеги на Россию и Литву. Когда же он погиб в битве с сыновьями Тохтамыша, то можно сказать, что описанная эпоха кончилась и наступила пора перехода растущей страны - России из фазы подъема в акматическую фазу, с новыми ритмами, задачами и иной расстановкой сил.
215. РАЗМЫШЛЕНИЕ О ТРАДИЦИИ

Со времени Чингисхана до описываемых событий прошло только полтораста лет, но соотношение сил изменилось диаметрально. Кочевники утратили способность побеждать, а оседлые сохранили ее на том же уровне, что и в начале XIII в. Выходят, что консервативная система оказалась могущественнее эволюционирующей. Парадокс? Нет. Это показывает, что развитие шло с нарастанием энтропии. В самое деле, победы первой половины XIII в. Монголия одерживала благодаря "людям длинной воли", сумевшим привлечь под свое девятиножное белое знамя [11] степных родовичей, батуров и нухуров, каждый из коих был не менее храбр и вынослив, чем любой соратник Тэмуджина, но не обладал пассионарностью. Погибшие древние монголы были благожелательны к чужим религиям и философским концепциям, гостеприимны и верны договорам, а побежденных противников щадили за проявленную доблесть и верность, предлагая им вступить в свое войско.

Этот стереотип поведения непонятен обывателю: степному, деревенскому, городскому, академическому. Обыватель расценивает соседей по количеству неприятностей, ему причиненных. Чем их меньше, тем сосед лучше. И обыватель вечен: стоит погибнуть пассионариям, а он тут как тут.

Как известно, монгольские пассионарии истребили друг друга в междоусобицах второй половины XIII в., а обыватели "монголосферы" расплодились. Скот пасти они умели, ханов слушались, остатки добычи предков растрачивали, а учиться чему-либо им было не нужно, так как их существование было обеспечено гомеостазом. В Степи они теряли даже военные навыки, сохранение которых было ценно на окраинах "монголосферы". Но там монголы отюречивались, обыранивались, окитаивались. Яркими представителями маргинальной популяции были Тимур и его гулямы - воины-профессионалы.

Теперь можно сделать эмпирическое обобщение. Этногенез определяют три параметра. Первый - ландшафтно-географический, или жесткая связь этноса с кормящим ландшафтом. Так как ландшафтные условия не стабильны, особенно во внутренних регионах континента, то сила и слабость кочевых этносов зависят от степени увлажнения степной зоны Евразии. В XIII-XIV вв. условия были оптимальные. В XVI в. наступила вековая засуха; следовательно, XV век был периодом переходным и неустойчивым.

Второй параметр - энергия, создавшая этносистемы и неотвратимо убывающая. Пассионарность рассеивается среди окружающих этносов, поднимая их активность, или уходит в никуда вместе с гибелью ее носителей - богатырей. Чем быстрее идет энтропийный процесс, тем скорее пассионарии уступают место гармоничным особям, которые способны продлить существование этноса на несколько веков.

Третий параметр - этническая доминанта, образованная благодаря освоенному наследию былых этносов, пассионарность коих иссякла, но культура еще очаровывает потомков. Так франки и лангобарды уважали античную мудрость, россияне преклонялись перед византийской иконописью, богословием и музыкой; табгачи династии Тан почитали конфуцианство и даосизм, а персы и арабы, даже после развала халифата, сохранили рифмованную историю древних персидских царей - "Шахнамэ". Творения человека, в отличие от произведений природы, не развиваются, а либо существуют, либо разрушаются. Но именно они открыты непосредственному наблюдению, благодаря которому Науке доступно понимание явлений невидимых, но умопостигаемых. Более того, в каждом из нас живет генетическая память, не ощущаемая в повседневности, но иногда вспыхивающая в подсознании. Недаром сказал поэт:

... И тут я проснулся и вскрикнул: "Что, если
Страна эта истинно Родина мне?
Не здесь ли любил я и умер не здесь ли,
В зеленой и солнечной этой стране?"
И понял, что я заблудился навеки
В пустых переходах пространств и времен,
А где-то струятся родимые реки,
К которым мне путь навсегда запрещен.

(Н.С. Гумилев)

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Соловьев С .М. История России. Кн. II. Т. IV. С. 357.

[2] Там же. Т. III. С. 364-365.

[3] Там же. С. 365.

[4] См.; Шенников А.А. Княжество потомков Мамая // Депонировано в ИНИОН. №7380. Л., 1981.С.20-22.

[5] См.: Шабульдо Ф.М. Указ. соч. С. 150.

[6] Тизенгаузен Т. П. С. 188.

[7] Экземплярский А.В. Указ.соч.С.426.

[8] ПСРЛ.ГУ. С.108; цит. по: Комарович В.Л. Китежская легенда. С.67.

[9] См.: Экземплярский А.В. Указ. соч.С.591.

[10] См.: Соловьев С.М. История России...Кн.II. T.IV.С.369.

[11] Полотнище держалось на девяти копьях, причем на каждом висело по бунчуку (конскому хвосту).